обрабатывают землю и охраняют склады.
– А рабочие?
– Рабочие относятся к высшей касте. Чтобы справляться с современными машинами, необходимо иметь высочайшую квалификацию.
– А служащие еще существуют?
– Нет. Вся административная система компьютеризирована.
– А как же поступают с теми, кто ни на что не годен?
– Их используют на заводах кроссвордов.
– Что, простите?
– Да. Мы пришли к выводу, что кроссворды, которые составляет компьютер, неинтересны. Составление кроссвордов остается единственной областью, где человек с низким уровнем интеллекта может превзойти машину. Поэтому для того, чтобы эти люди чувствовали себя полезными и не угрожали общественному спокойствию, мы создали множество заводов по производству кроссвордов, что позволило искоренить даже воспоминание о безработице.
– Ну, и… на все эти кроссворды есть спрос?
– Спрос можно создать. Мы привили страсть к кроссвордам среди 80–100.
– Среди кого?
– Среди людей с уровнем интеллекта от восьмидесяти до ста. Они составляют девяносто процентов населения.
– Средний показатель снизился по сравнению с моим временем.
– Да, но лучшие с тех пор стали еще лучше. Вернемся к 80–100 – именно они главная цель всякой ответственной политики, поскольку их большинство.
– По сути, эти люди – посредственность?
– Можно сказать и так.
– И вы считаете, что я из числа?
– Да вы просто одержимы своей персоной, не так ли? Успокойтесь. Совершенно очевидно, что вы овощ.
– Овощ?
– Так мы называем людей уровня 50–80.
– Честное слово, я предпочту быть овощем, нежели посредственностью.
– Вот и ладно!
– Не хотите ли меня развлечь? Расскажите, как вы называете разные группы населения.
– Людей уровня ниже пятидесяти нельзя по-настоящему назвать человеческими существами. Мы не смеем смеяться над этими несчастными, и для них мы подобрали абстрактное понятие: мы называем их воронками.
– Почему? Они их вместо шляп носят?
– Что вы такое говорите? И почему так развеселились?
– В мое время про сумасшедших говорили, что они ходят с воронкой на голове.
– И вас это смешит?
– Да!
– Мне никогда не понять юмора овощей.
– А им не понять вашего.
– Поскольку люди уровня 80–100 являются самой многочисленной группой, мы предпочитаем не давать им названия из опасения обидеть: они самые чувствительные. Мы называем их «80–100», цифры говорят сами за себя.
– А дальше?
– Дальше идут «пустоцветы» – уровень 100–120. Они недостаточно умны, чтобы войти в элиту, но и недостаточно глупы для посредственности. С ними у нас больше всего хлопот. Не совсем понятно, какое им найти применение, поскольку они не способны к послушанию. Мы пытаемся направить их в мир искусства.
– Искусство не имеет ничего общего с уровнем интеллекта!
– Это мнение овоща.
– Именно: я, овощ, была человеком искусства.
– Нет, вы были писателем.
– И к какой же группе вы относите писателей?
– Интерес к литературе проявляют любые слои населения. Существуют писатели-овощи, которые пишут для читателей-овощей, писатели 80–100, пустоцветы и так далее. Литература очень полезна для власти, ибо позволяет определить умонастроения разных интеллектуальных групп.
– Я бы хотела быть писателем-воронкой.
– Воронки не читают.
– Вот-вот.
– Лгунья! Вы всегда хотели, чтобы вас читали.
– В моем времени – да. Но писать для определенного интеллектуального слоя, будь он самым низким или самым высоким, мне противно.
– Какие мы нежные! Итак, продолжаю. Существует малая элита, она состоит из тех, чей уровень интеллекта – от 120 до 130. К этой группе принадлежат почти все юристы. Далее – элита, уровень интеллекта 130–150. Это врачи и инженеры. Затем следует большая элита с уровнем 150–190. Это математики и физики.
– Дайте я продолжу. Уровень выше 190 – это гении, такие как вы, Цельсий.
– Да, с той только разницей, что их не называют гениями. Их зовут просто грандами.
– Как в Испании?
– Да, только Испании больше не существует, а этот титул не имеет отношения к благородному происхождению.
– Это я уже заметила.
– Одна из прелестей нашей системы в том, что интеллектуальный уровень Тирана составляет 140. Он даже не входит в большую элиту.
– Да, почти слабоумный.
– Посмотрите лучше на себя.
– Простите, но я в жизни не слышала столь поразительной чепухи, как ваша классификация. Эта ваша нелепая интеллектуально-карьерная шкала – плод вопиющего тупоумия: даже в мою не самую утонченную эпоху никому бы и в голову не пришло внедрять такую примитивную и архаичную систему. И вообще у нас начали поговаривать о бесполезности тестов IQ.
– Знаете, что самое смешное? Если бы я причислил вас к грандам, вы бы сочли эту градацию совершенной.
– А к какой категории вы относите мистиков?
– Мистиков?! А почему не воздушных гимнастов?
– Отвечайте.
– Что за нелепость! Нет больше никаких мистиков. Откуда им взяться?
– А откуда вам знать, что их нет? Это же не профессия, и на лбу у них не написано.
– Ошибаетесь. У мистиков впалые щеки и глаза как у воронок.
– Глупое расхожее мнение. Большинство мистиков выглядели совсем по-другому.
– Но для чего вы хотите знать, что стало с мистиками? Пишете исследование об этнических меньшинствах?
– Мне кажется, что после всех ужасов, о которых вы даже не посмели мне рассказать, вновь возникла потребность в мистицизме.
– Не более чем в холере или чуме.
– А я вот уверена, что мистицизм расцвел буйным цветом. Но настоящий мистицизм, как истинная любовь, не выставляет себя напоказ, поэтому и не попал в вашу классификацию.
– Ваши пустые догадки просто восхитительны. Какая разница, есть мистики или их нет. Знаете, что
