— Вот это другой разговор! — с фальшивым энтузиазмом объявил Серж. — Если нужный мне пакет не у тебя, значит, он у Слепого. Помоги мне с этим мужиком договориться, чтоб он пакет отдал, — и ты мне не нужен, можешь проваливать. Для начала скажи, где сейчас Слепой.
— Зона его знает… На днях мы сидели с ним у Сорняка, Слепой сказал, что хочет на Свалку наведаться. Я поэтому и притопал… а его здесь нет. Говорят, ушел куда-то на север, что ли.
— На север, значит… — Серж на минуту задумался. Потом Решил: — Значит, так. Мы уходим отсюда, мне это место не нравится. По дороге продумай, как напишешь Слепому, чтобы он к тебе пришел. О нас говорить не нужно. Сдай мне Слепого — и свободен. Все, вставай, идем отсюда. Помогите ему, кто там… Скрипач, помоги. Рюкзак на него навьючивай.
— Развяжите, а? — попросил Моня. — Без оружия куда мне деваться?
— Ничего, походишь так. — Серж почему-то заволновался и стал торопить со сборами. Толик бросил взгляд на ПДА — вдоль края экрана ползли две точки. Может, случайно какие-то бродяги идут между холмами к старой дороге на «Агропром»? А может, и не случайно!
Парни быстро распределили поклажу, часть навьючили на пленного, его компьютер Серж отобрал. Потом, не теряя времени, бригада направилась в северном направлении. Скрипач догадался, что Серж хочет уйти к новому схрону, к заброшенной лаборатории. На ходу Будда шепнул:
— Сержик переживает. Его шеф в самом деле попал в какой-то переплет, больше он чужих мейлов не читает. Слепой пропал на территории «Долга», и привет — мы не знаем, где он и что с ним. Понял?
— Ага, — кивнул Толик. И рискнул добавить: — Вот поэтому фраер и кипешует. Что-то там происходит. Там, наверху. — Он имел в виду «на верху пищевой цепочки».
Бригада скорым шагом миновала дорогу на «Агропром», перевалила через насыпь, под которой железнодорожные пути скрывались в тоннеле, и взяла курс к холмам. Пока брели между склонами под треск датчиков аномалий и писк дозиметров, Толик искоса наблюдал за Сержем. Пижон то и дело поглядывал на экран ПДА, что-то переключал. Сперва парню пришло в голову, что Серж, напуганный приключением с «вороньей каруселью», теперь особенно внимательно следит за аномалиями, о которых сигнализирует прибор. Потом сообразил — нет, фраер на ходу просматривает данные в компьютере, который отобрал у Мони. Думает пароль найти? Толик вдруг ощутил сочувствие к незнакомому мужику и с надеждой подумал, что этот сталкер — не такой лапоть, как Бузяк и как сам Толик, его пароля так просто не найти. И еще интересно, что Серж торопится, даже на ходу делом занимается, не теряет времени. Видно, большие неприятности у того авторитета, что его сюда, в Зону, заслал.
Солнце стало пригревать, сделалось жарко. После двухчасового марша Серж разрешил сделать привал. Моне развязали руки — здесь, в глухом районе, полном опасностей, он точно никуда не денется. Уйти в холмы без оружия и приборов — верная гибель. Правда, Серж посулил пленному, что, если попытается сбежать, его свяжут и дальше понесут на руках.
— Только я тебе ноги отрежу, чтобы пацанам легче тащить было то, что останется. Моня безропотно кивнул в знак понимания и держался в середине группы, под охраной вооруженных бандитов. Когда расположились на отдых, Будда тихо заметил Толику:
— Серж и теперь не хочет Чардашу сообщение отправлять. Уже списал пацана, все, списал вчистую. Но мне его адресок дал, я сейчас кину мейл, что идем к схрону. Если живой Чардаш, пусть тоже к схрону валит… Хотя вряд ли он еще живой. — Я по дороге оглядывался, нет ли каких следов, — признался Толик. — Может, догонит нас еще Чардаш? Бредет где-нибудь в холмах, а?
— Говорю же, вряд ли, — покачал головой Будда. — Теперь и не найдешь ни тела, ни следов, можешь не искать. 3она его забрала.
— Как это?
— Ну как… вот так. Забрала. Он же, я слыхал, в Зоне раньше подолгу оставался? С бригадой здесь ходил, верно? Так что успел Чардаш, видать, в прошлые ходки сильно с Зоной отношения испортить. Ну карму замарал, нагрешил, понимаешь? Вот Зона его и ждала. А как он вернулся — сперва за ногу ухватила, чтоб не сбежал в этот раз… а потом и вовсе. Заждалась его Зона.
Толику это было странно и непонятно, но слова Будды оказались очень созвучны его собственному настроению. А ведь верно, так и есть. Зона ждала Чардаша, тот не хотел больше сюда, однако пришлось. И Зона стала за Чардашем охотиться. Собаки, кровосос, аномалии… И Торца Зона тоже отпустить не захотела. Зона — она такая, умеет прибрать к лапам то, что ей принадлежит…
Пока Толик размышлял, Будда сложил ноги калачиком, откинул голову и закатил глаза:
— Ну хватит с меня суеты… сейчас хотя бы ненадолго уйду от вас всех…
— Э, куда это уйдешь?
— В нирвану из этой вашей Зоны ускользну. Если забыть о страхах и желаниях, отсечь привязанности, то можно отойти от сей юдоли слез, где плач и скрежет зубовный. Толик поглядел, как толстяк отсекает привязанности, и даже слегка позавидовал: надо же! А вот он, Толик Скрипач, слишком привязан к этому миру, никак не отсечется. Придется и дальше мучиться здесь. Потом он перехватил внимательный взгляд Мони — сталкер пялился на них с Буддой. Заметил, что Толик тоже в его сторону глядит, и тихонько позвал:
— Слышишь, пацан, помоги, а? Я вижу, вы с толстяком нормальные ребята. Помоги, а? Дочка у меня! Ведь пропадет ребенок… Без меня пропадет, не выживет, артефакты я ей… артефакты таскаю. — Сталкер шмыгнул носом, и глаза у него были тоскливые, он просил и не верил, что выпросит.
Толику стало совсем паршиво. Что за жизнь такая? Вон вроде мужик совсем чужой, не деловой даже, так чего его жалко-то? И еще о дочке толкует… Насколько проще было прежде, пока общение с Буддой не приучило думать, а от мыслей одно сплошное неудобство. Толик огляделся — никто не видит. И украдкой кивнул Моне, сам себе удивляясь:
— Посмотрим.
Тварь не преследовала убегающего Эфиопа. Когда заряд дроби разбил и искромсал голову Курбана, чудовищное существо рухнуло у стены и не меньше часа не делало ни малейших попыток пошевелиться — слишком велик был шок.
Тварь уже умела быстро протягивать чувствительные веточки нервной ткани сквозь чужое тело, умела чуть ли не мгновенно — если использовать человеческое представление о времени — подключаться к посторонним органам и без труда преодолевать естественное отторжение тканей. Когда удалось свалить и подмять под себя Курбана на берегу болотца, Тварь первым делом нащупала доступ к его мозгу. И была ошарашена — настолько человеческий интеллект превосходил все, что прежде оказывалось в ее распоряжении. Она будто вывалилась из тесного пространства в безграничную вселенную, до того громадной была разница между разумом Homo sapiens и примитивными мозгами мутантов. Человек способен мыслить абстрактно, анализировать, предполагать и фантазировать. Человек способен ошибаться — это было прежде Твари недоступно, и это оказалось завораживающе великолепно.
Оглушенная Тварь последовала за Эфиопом, ведомая скорее фантазией, чем точным расчетом. Конечно, это было ошибкой — приближаться к опасному существу, не освоившись как следует с новым, прекрасно развитым мозгом. Но Тварь не сумела совладать с влечением — и поплелась за блондином.
Зато когда разум, заключенный в мозгу Курбана, погас, разлетевшись на тысячу ярких осколков, и сознание Твари снова окутала тьма, шок был настолько велик, что паучьи конечности подломились, грузное тело осело под старой кирпичной стеной. Тварь лежала без движения, приходя в себя — если так можно выразиться применительно к ситуации, когда она заново подчиняла тело мозгу чернобыльской собаки и крысы. Теперь эти разумы казались Твари ничтожными, жалкими — недостаточными для исполнения задачи Она, как наркоман, отведавший сильного зелья, не могла теперь довольствоваться мозгами мутантов, ей требовался Homo sapiens.
Через час с небольшим после выстрела Эфиопа Тварь вяло пошевелилась. Наскоро выращенный клубок гибких мышц, поддерживавших разбитую человеческую голову, стал стремительно отмирать. Тварь приподнялась на дрожащих лапах и, покачиваясь, направилась к болоту. Ей требовались пища и влага. На полпути ослабшие ткани лопнули, изуродованная зарядом дроби голова откатилась и замерла в кустах. Тварь, не обращая внимания на эту утрату, брела дальше, с трудом удерживая равновесие…
Огромный многоцветный мир, обретенный ею при помощи человеческого сознания, померк, схлопнулся, сжался до нескольких сотен квадратных метров сырого леса. Тварь теперь не удовлетворяли ни
