— Надо… не надо… Поэзия не признает целесообразности. Я должен сочинять и петь! Это и есть моя жизнь!
— А если людям не понравится?
— Тогда я попробую в соседней деревне.
— А если и там?..
— Попробую снова, потом еще и еще! Любое сочинение обретает восторженных почитателей, уж ты мне поверь.
Поколебать Ленлинов энтузиазм было невозможно. Он заторопился скорей досочинить балладу.
Поэту вторили птицы, устроившие галдеж в кустах. Ленлин, широко улыбаясь, снова и снова декламировал стихи — с каждым разом вирши казались Корди все ужасней, но он сдерживался. Только единственный раз заметил:
— Если ты прочтешь эти стихи и тебя начнут бить, я не вступлюсь. И не рассчитывай.
— Почему бить? — Ленлин искренне удивился. — И потом, я не буду читать, я спою и сыграю на лютне. Людям понравится… а вон и деревня!
Корди снова не ответил, но Ленлин снова не нуждался в ответе. Спутники вступили на деревенскую улицу, поэт окликнул встречного мужчину:
— Эй, а где у вас трактир, или постоялый двор, или что-то вроде этого? Место, где поэт и музыкант может поведать людям правдивую историю о том, как пал кровожадный оборотень от меча славного рыцаря?
Крестьянин заинтересовался:
— А что, правда прибили зверюгу? Или врут люди? Нынче купец проезжал, так говорит, объявился герой и прямо посреди города с волком дрался. Мы решили — брехня.
— Ха-ха! — Ленлин указал рукой: — Вот тебе герой! Это он самый и есть. А я сложил песню о…
Корди опустил глаза и буркнул:
— Можно было и не показывать…
Юноша не испытывал неловкости, просто ему показалось лишним, что сейчас соберется толпа, начнутся разговоры, расспросы… в самом деле, ни к чему же!
Крестьянин перевел взгляд на смущенного воина, потом еще раз внимательно посмотрел на Ленлина. Поэт улыбался.
— Врешь ведь? — с сомнением протянул мужчина. Улыбка Ленлина стала еще лучезарней. — Не врешь? Чего не случается в Круге… Хорошо, если оборотня впрямь убили. Моего шурина дядька погиб, говорили — это волк загрыз… волк или как, а кошелек пропал. Иди по этой улице, после третьего дома налево сверни, там тебе и будет постоялый двор… да его издалека видать, колесо над входом приколочено!
— Благодарю, добрый человек! — Ленлин махнул рукой. — Приходи туда под вечер, я петь стану.
— Приду, пожалуй… — Крестьянин еще раз взглянул на Корди, встретился с юношей глазами и тут же уставился под ноги. — А может, и не врешь… Пожалуй, зайду под вечер, послушаю твою песню.
Взгляд Корди неизменно производил впечатление… похоже, крестьянин готов был поверить.
— Идем! — позвал поэт, он уже скинул с плеча ремень и стал на ходу извлекать лютню. — Чего ждешь, идем!
Корди двинулся следом за неугомонным попутчиком. Тот уже пощипывал струны, проверяя, насколько расстроился инструмент в пути. Встречные оборачивались, за оградами показывались любопытные лица. Музыкант покручивал колки, снова проверял звук и для пробы напевал:
Корди поморщился. Он был уверен, что выражение «смущающий умы» здесь не годится, да и вряд ли его смогут понять здешние крестьяне. Но, оглянувшись, собиратель заметил, что за ними уже пристроилось несколько человек — вслушиваются в пение Ленлина, ловят каждое слово. Этого Корди не понимал — что может привлекать в таких безыскусных куплетах? Его-то самого влекло только зло, а этой субстанции ни в душе Ленлина, нив песне не наблюдалось ни капли…
В самом деле за углом показался дом, где над входом было прибито колесо — старое, с рассохшимся ободом и растрескавшимися спицами. На спицах были навешаны всевозможные пестрые блестящие штучки — обломки ярко размалеванных кувшинов, стекляшки, невесть как попавшие в захолустье, и тому подобный сор. Должно быть, это украшение соответствовало представлениям хозяина заведения о красоте.
— Ого! — воскликнул Ленлин. — Да здесь знают толк в вывесках! Никогда похожего не видал!
И взял особо мелодичный аккорд. На звуки выглянул хозяин — флегматичный крепкий мужчина с квадратной бородой.
— Хозяин, тебе нынче удача привалила! — завопил поэт. — Гляди, кто в гости пожаловал!
Вероятно, у трактирщика имелся в запасе не один колкий ответ насчет того, как он расценивает нынешнюю удачу, но грубить клиентам не годится, и мужчина попросту посторонился, пропуская Ленлина в зал. Корди было оказано большее почтение — должно быть, благодаря тому, что он пожаловал верхом и при оружии.
— Прикажете лошадку на конюшню определить? Или же нынче отправитесь? — осведомился бородач.
— Заночую, — коротко ответил Корди.
Тем временем на улице показалось несколько человек — местные целеустремленно направлялись к постоялому двору. Похоже, вопреки ожиданию Корди, селян привлекли куплеты Ленлина.
— Эй, хозяин, подавай обед! — позвал изнутри поэт. — Гляди, перед тобой великий воин, только вчера уложивший наповал страшного волка-оборотня! И я немедля воспою этот подвиг в балладе! И между прочим, раамперльская община кормила и принимала его за счет города!
Корди спешился. Хозяин оглядел воина — видимо, юноша не казался ему способным на великие подвиги.
— Не слушай болтуна, я плачу за ужин и ночлег, — на всякий случай заявил Корди.
— Мы гостям всегда рады, — отозвался хозяин. — А это правда, насчет волка?
— Правда, — ответил юноша и направился в дверь под колесом.
Хозяин повел лошадь за дом — там был хозяйственный двор и конюшня. Корди вошел в полумрак, внутри оказалось душно, из кухни несло сытными запахами. Ленлин уже любезничал с молодой девушкой, которая держала поднос с грязной посудой — должно быть, собиралась отнести на кухню да задержалась поболтать с разбитным странником. Поэт перебирал струны и под мягкий негромкий аккомпанемент запел что-то о кудрях и алых губах. Девушка хихикнула.
Корди прошел в угол, он всегда старался оказаться подальше от людей с их огоньками зла. Следом за юношей вошли еще несколько местных, эти расположились ближе к входу. Из кухни показался хозяин — должно быть, вошел со двора через заднюю дверь. Бородач осмотрелся, погрозил пальцем девчонке, та снова хихикнула Ленлину, подхватила поднос и, вильнув длинной юбкой, помчалась прочь. Похоже, дочка хозяина…
