спасались из-под копыт кавалерии и полегли под ударами Крыла Ночи, не успев издать ни звука. Корди все так же размеренно шагал, вращая клинок. Потом он оказался среди сражающихся обезумевших воинов, но не замедлил движения, прошел свалку насквозь, внося свой вклад в безумную бойню. Расчет Могвида не оправдался — хаос беспорядочных смертей не повредил собирателю, точно так же, как не смогла повредить ему упорядоченность убийства, организованная Лордами Тьмы — каждым по-своему в собственных владениях. Зло распирало Корди, клокотало в груди, наливалось стальной силой в мышцах — под ударами Крыла Ночи разваливались доспехи, податливо расходилась плоть, сложные кривые, которые описывал меч, не нарушались, когда лезвие встречало преграду.
Кордейл прошел сквозь схватку и двинулся по дороге — дальше, дальше, — увлекая ночь за собой. Лишь когда он удалился за холмы, темнота над усеянной телами равниной стала редеть, добрые братья, не без труда стряхивая наваждение, опустили оружие… Тела магистра Воттвулька после так и не смогли найти. Можно сказать, что отчаянный магистр превратился в бой, в атаку кавалерии, в безумный хаос убийства — и исчез, когда все завершилось. Зато удалось отыскать Этлиха — об этом можно было сказать наверняка, что он принял смерть от руки собирателя зла. С такой силой разил разве что меч Крыло Ночи.
А Корди шагал и шагал, неутомимо, размеренно. Потом солнце село, и Корди убрал меч, созданная волшебным клинком темнота растворилась в большой ночи. Около двух часов пополуночи собиратель поднялся на холм, увенчанный Серым Камнем. Это был странный холм, правильной круглой формы, будто курган, насыпанный древними скотоводами над могилой вождя. Такие встречаются в восточной части Круга… однако этот холм был огромен, около ста шагов в высоту — и при этом пологий, с закругленной верхушкой. Холму насчитывалось сорок лет от роду. Его не существовало до тех пор, пока не был низвержен Повелитель Тьмы.
Корди шагал вверх по склону, высчитывая снова и снова нехитрые формулы: половина зла Повелителя Тьмы, поделенная на Семерых… половина дареного зла вложена Лордами в печать на Сером Камне… Пять Спасителей Мира убиты им, Кордейлом. Две седьмых, остаются две седьмых… хватит ли зла, собранного кривым стариком, зла волков-оборотней, разбойников и прочих… всех, кто встретился на пути Корди в его странствиях по Кругу. Хватит ли? Где-то в глубине холма под жесткой травой, под слоем дерна, под каменными сводами гробницы мучился теми же вопросами старый Повелитель Тьмы. Он сделал все, что мог, провел свою фигуру по круглому полю внутри Завесы, передвинул в центр — и в партии наступал решительный момент. Хватит ли зла?
Вот и вершина. Знаменитый Серый Камень оказался обычной грубо отесанной плитой. Лунный свет серебрил шершавую поверхность, стекал по пологим склонам холма, разливался отсюда — из центра — по всему Кругу… Корди отбросил ножны с Крылом Ночи, здесь отцовский клинок не мог помочь, все решит зло, принесенное собирателем из странствий по миру. Корди обошел Серый Камень, оглядел со всех сторон. Плита была квадратной. Сориентированной по сторонам света. Сын Графа Кордейла выбрал восточную грань, обращенную к Черной горе. Это не имело значения, но все же…
Наконец собиратель склонился к шершавой поверхности камня… положил ладони, ощупал холодную грань… сжал руки и сделал первую, пробную попытку. Плита не шелохнулась. Корди потянул изо всех сил, уперся каблуками в землю, рванул, потащил… дерн под ногами подался, каблуки глубоко ушли в землю, тело собирателя стало мелко дрожать — волны зла растекались по плечам, выплескивались из груди, где часто- часто колотилось сердце, зло струилось по предплечьям, наливало черным свинцом бицепсы, бросалось на Серый Камень… и падало, отброшенное другим, большим злом, которое вложили в обломок скалы Семеро Спасителей Мира…
Корди выл и рычал, звенья кольчуги на плечах стали со скрежетом расходиться, сталь гнулась и лопалась — та самая сталь, что хранила собирателя в странствиях по Кругу и от оружия людей, и от когтей зверья. Если бы усилие Корди могло обернуться порывом ветра, такой ураган, наверное, разметал бы холм и сорвал Серый Камень — когда б напору зла собирателя не противостояло еще более могущественное зло, которым Спасители Мира запечатали могилу.
Под неподъемно тяжкими грудами земли вертелся и рычал Повелитель Тьмы — Корди знал это, хотя наверх не прорывалось ни звука и ни малейшее колебание почвы не сотрясало холм, могила была запечатана огромным злом, сквозь эту преграду не могли прорваться ни жалобы, ни стоны…
Потом Корди уронил руки, соскользнул к подножию плиты и заплакал. Он рыдал горько, безудержно и отчаянно, как ребенок. Зла, принесенного под сердцем, оказалось недостаточно.
Пока Корди бился с Серым Камнем, невольники из Ойрикова каравана спали, утомленные трудной дорогой. Колодок с них на ночь не снимали. Теперь товар старика состоял из сорока человек, и надсмотрщики считали, что их слишком мало, чтобы уследить за такой толпой, а потому пользовались всеми средствами усмирения. Колодки представляли собой палки, довольно тяжелые, к одному концу были привязаны запястья пленника, другой крепился к ошейнику, коме того, все ошейники были пристегнуты к общей длинной цепи. Таким образом, караван превращался в бренчащую лязгающую, вздыхающую вереницу утомленных путников. Колодки, используемые подручными Ойрика, были не слишком надежными — веревку можно было распутать или перетереть острым камнем, но они были тяжелыми и мешали разогнуть спину. Эти палки играли роль символа рабства — и прекрасно справлялись. Во время марша по северным областям, всякий раз, когда умирал кто-то из пленников, Ойрик-работорговец шутил, что, дескать, колодки пойдут на дрова для костра, а покойный — в пищу остальным. Кроме самого работорговца, никто не смеялся, эта острота была не слишком далека от действительности…
Утром Пегий, исполнявший обязанности повара, накормил пленников горячим овощным варевом, и Ойрик велел выступать. Погода держалась ясная, солнечная, старик довольно щурился под теплыми лучами. Он гордо вышагивал во главе конвоя, бодро постукивал тростью. Окованный сталью конец оставлял в пыли приметные углубления, но их тут же затаптывали разбитые подошвы грубой обуви рабов. На спины мужчин покрепче были навьючены пожитки — мешки с брюквой и картошкой, запасные цепи, ошейники, веревки и прочее барахло, купленное или украденное хозяином в пути. Иногда Ойрик оглядывался, тогда его улыбка делалась еще шире.
Красильщик догнал хозяина и пристроился рядом. Сперва шагал молча и изучающе поглядывал в довольное лицо Ойрика. Потом заговорил:
— Слышишь, дедушка, а ведь вчерашний товар-то — с гнильцой.
— Товар — первый сорт! — удивился старик. — Паренек молодой, крепкий, да девка, та и вовсе — удачное приобретение. Вот увидишь, двойную цену за нее возьму.
— В Раамперле?
— В Раамперле… или еще где. А чего ты вдруг?..
— Пегий твой нам рассказал, этих двоих весь юг знает. Парень — певец, в Раамперле толпы народу собирал.
— Пегий… — Старик нахмурился.
— Нет, он хоть и пришибленный малость, но в этот раз правильно сделал, что нам с Плесенью рассказал, а вот ты своей жадностью угробишь нас, право слово.
— Ну ладно, ладно… не поведем эту пару в Раамперль, здесь сбудем, — сдался Ойрик.
— И здесь нельзя, — напирал солдат. — Певец — бродяжка, шатался по всему Кругу, его и здесь могут признать. Это еще чудо, что нам патруль белых до сих пор не попался. Да еще пацан с ними был. Сбежал… пацан-то… а ну как приведет белых крыс?
Оба огляделись. В самом деле, удивительно — воины Ордена как сквозь землю провалились, хотя еще вчера округа кишела белыми плащами. И ведь до Серого Камня было рукой подать, округлая верхушка уже показалась вдалеке… Обычно добрые братья не оставляли могилу Повелителя без присмотра.
— А может, ошибся Пегий? Перепутал? Вот мне, к примеру, эти молодчики с девицами — все на одно лицо.
— Стари-ик… — протянул солдат, и глаза его опасно сузились. — Со мной так не надо. Я не растяпа- клиент, которого можно облапошить. И Пегий все точно рассказал — ты с девкой у одного хозяина был, я сейчас ее спросил.
— И что она?
— Ругается. Однако сомнений у меня нет, девка тебя знает, а ты — ее. И певец — тот вовсе трепло, язык без костей.
