из давешнего каравана. Он шел, едва переставляя ноги, одежды карлика были изодраны и запятнаны темным, борода всклокочена, а через пол-лица шел свежий порез, едва запекшийся. Левая рука обмотана тряпкой, с которой время от времени в дорожную пыль падают красные капли. Заметив встречных, нелюдь остановился и вытащил из-за пояса топорик на короткой рукояти. Юноша попятился, но хозяин, подтянув парня за цепь, подошел поближе и поглядел на гнома, Тот, видно, совсем обессилел и просто стоял, наблюдая за приближающейся парочкой.
– Что, гонятся за тобой? – поинтересовался Дартих. – Тогда так не уйдешь. Ты ж на ногах едва держишься.
Гном смолчал, в его огромных глазах была тоска.
– Если заплатишь, я тебя спрячу, – пообещал Дартих.
Карлик разлепил запекшиеся губы.
– Сколько?
– А все, что имеешь. Если нет, преследователи до тебя доберутся. Зачем тебе тогда серебро?
Гном подумал и вытащил из-за пазухи мешочек. Серебро он доставал левой рукой, в правой по- прежнему держал топор. Мешочек полетел к Дартиху, тот поймал и, указав большим пальцем за спину, сказал:
– Час назад по дороге прошли твои. Много, несколько сотен. Поднимись по склону и спрячься. Отдышись, успокойся. На дорогу больше не выходи, мало ли что… а в лесу людей нет. Двигай за кустами вдоль тракта, ищи, где твои свернут – по следам увидишь. У них ослы с поклажей, они далеко не уйдут. Ты догонишь. А тех, кто за тобой гонится, я отведу. Да, перевяжи руку-то получше. Тугую повязку выше раны, понял? Чтобы артерию перетянуть.
Дартих с юнцом посторонились, и гном бочком, не спуская с них глаз, убрался в придорожные кусты. Шуршание и качающиеся ветки отмечали его путь. Коротышка в кафтане со споротым гербом взвесил на ладони звякающий мешочек и, затаптывая кровавые капли, указывающие, где гном сошел с тракта, пояснил спутнику:
– Гномы – дураки. Одно слово, нелюди… Почему он мне поверил? И почему сам не догадался с дороги свернуть? Дурак, как ни смотри. Ладно, идем. Если кого встретим, молчи, я сам все, что нужно, скажу.
И в самом деле, через четверть часа путники повстречали людей – много, десятка три. Эти шли скорым шагом, вереницей растянувшись по тракту. Все были вооружены, причем у многих в руках были боевые секиры и короткие копья – снаряжение, простолюдинам не положенное. Передние высматривали темные влажные точки в пыли – там, куда упали капли крови. На путников они поглядели скорее недоуменно, чем подозрительно.
– Эй, почтенные! – окликнул Дартих. – Не гнома ли ловите?
– Точно так! – отозвался передний.
– Пробежал здесь, скакал как заяц! – принялся описывать Дартих, старательно имитируя возбуждение. Чуть дальше остановился, руку перетянул… Кровь-то унял, да и дальше поскакал по дороге! Если поторопитесь, часа за полтора настигнете, наверняка!
Преследователи, узнав, что кровавому следу скоро конец, прибавили шагу, обмениваясь встревоженными репликами – мол, как бы не ушел нелюдь! Дартих проводил их равнодушным взглядом, а когда скрылись из виду, пояснил:
– Если все пойдет ладом, они как раз через полтора часа на тех гномов наскочат, и нелюди всех порешат. А к нам – никаких вопросов.
Юноша подумал и спросил:
– А почему ты раненого гнома им не выдал?
Дартих поднял брови:
– Ты чего? Он же мне заплатил! А эти – нет…
И сплюнул.
Глава 28
Алекиан вел армию на восток. Он ехал, сгорбившись в седле и глядя только вперед, прямо перед собой. Не то, чтобы была нужда в его присутствии во главе походных колонн, в его личных распоряжениях, нет. Гвардейские капитаны и сеньоры, командующие дворянскими ополчениями, сами отдавали нужные приказы, вперед были высланы фуражиры с приказом готовить провиант, топливо, места ночлега; позади следовал арьергард, подбирающий отставших – армия двигалась, словно живой организм, члены которого действуют слаженно и согласованно. Императору не приходилось отдавать команды, но и место под знаменем он не покидал. Мрачный, целеустремленный, молчаливый.
Необычайная замкнутость императора выглядела странно. Он словно отделил себя от всего Мира непроницаемой стеной, по эту сторону – Алекиан, по ту – весь остальной Мир. И они с Миром на равных…
Армия получила приказ – двигаться как можно скорее, император желал опередить надвигающуюся осень. Поэтому войско делало длинные переходы, останавливались, когда солнце уже склонялось к горизонту, на заранее подготовленных бивуаках, а сменившийся авангард уходил в ночь, чтобы подготовить очередную стоянку. В городах и седлах высланные вперед чиновники скупали необходимые армии припасы, расплачивались тильским золотом по фиксированной цене. Если кто-то из купцов бывал недоволен и пытался поднять цену, пользуясь удачным стечением обстоятельств, таким фуражиры предъявляли императорский указ – внушительный пергамент, украшенный множеством печатей. Согласно документу, всем подданным его императорского величества вменялось в обязанности поставлять припасы «подателю сего» по ограниченным расценкам. Впрочем, поставщики, как правило, были удовлетворены уже тем, что их товар не конфискуют, как частенько случалось во время летней кампании, а покупают.
Итак, армия двигалась с максимальной скоростью, оставив позади обозы. Конечно, далеко не все выдерживали темп, многие отставали, и шли дальше с арьергардом, но все равно – шли.
Алекиан с утра занимал место во главе колонны – неизменно хмурый и неразговорчивый. Над его головой плескались знамена Ванета и Империи. Красный ванетский лев, вставший на дыбы, грозно реял над
