уехавшего в прошлый понедельник в Ирландию, разузнать, что с ней сталось, хотя уже решительно отчаялся чем-нибудь помочь. — Да нет же, это вовсе не от дурного настроения; вы же сами видели, к какому крайнему средству вынужден был прибегнуть двор, чтобы выправить создавшееся положение. А ведь герцогиня все еще не изгнана и может в один прекрасный день натворить немало бед. Сомерсет носится с письмом от королевы, в котором она просит его позволить жене остаться с ней. Чудеса да и только! Дингли, как я вижу, предчувствует что-то недоброе, потому что вигов очень уж «занисло», но если она еще раз так напишет это слово, я ее самое куда-нибудь занесу. Рад, что вы получили свой напильничек в целости и сохранности; а пришелся ли Стелле по вкусу передник? Ваши критики, которых бесит то, что у меня сказано о гарантиях престолонаследия, просто жалкие щенки — вот и весь мой ответ. Здесь выдвигали точно такие же возражения, но все они лишены какого бы то ни было основания. Я, как и вы, считаю, что с герцогом Мальборо обошлись чересчур круто, и нередко вычеркивал целые куски из газет и памфлетов, которые мне присылали перед тем, как напечатать, считая их слишком резкими, хотя он, без сомнения, подлец и никаких иных заслуг, кроме военных, не имеет. «Экзаминеры» немногого теперь стоят; я бы охотно воспрепятствовал излишне суровому тону последних двух-трех номеров, но не имел такой возможности. Ваши бумаги я либо привезу с собой, либо оставлю у Тука, за честность которого могу поручиться. Пожалуй, лучше не рисковать, перевозя их с собой морем. Стелла оказалась пророком, так уверенно предсказав, что все непременно образуется. Герцог Ормонд выступает против заключения мира? Да нет же, глупышка вы этакая, напротив — он один из самых стойких сторонников нынешнего кабинета министров. Не тревожьтесь, ради бога, относительно типографа: его вызвали в первый день судебной сессии, а теперь ему предстоит явиться еще раз во время следующей сессии, но на том все и закончится. После недавних событий лорд главный судья заметно поостыл. Нет уж, я не стану делить свои записи пополам, чтобы отправлять их чаще, а буду по-прежнему делать это раз в две недели, а вы вольны поступать, как вам заблагорассудится: например, в одну неделю читать первую половину, а во вторую — все остальное. Ну вот я и ответил на ваше письмо! (Чума забери эти кляксы!) Что мне остается добавить? Что если погода не воспрепятствует, то я выеду отсюда в марте, разве только министры захотят, чтобы я задержался до конца сессии, и тогда это произойдет месяцем позже. Но они едва ли станут меня задерживать: ведь мирный договор, я полагаю, будет уже подписан, и министрам незачем будет больше обращаться ко мне за помощью. Нынче летом мне непременно надобно расчистить мой канал, и притом как можно лучше. Боюсь, что мои живые изгороди слишком разрослись. А вишневые деревья вдоль тропинки у реки, наверно, очень сейчас хороши. Но больше ни слова об этом.
26. Я забыл закончить это письмо нынче утром, а вернулся домой так поздно, что мне не остается теперь ничего другого, как отослать его с ночным сторожем; но я все же непременно хочу отправить его сегодня вечером, чтобы вы, чего доброго не подумали, будто в этой басне о моем аресте вследствие предъявленного лордом Мальборо иска на двадцать тысяч фунтов есть хоть доля правды. Ее напечатали, как я слыхал, в газетенке Дайера[781] и, следовательно, весть об этом дойдет, я полагаю, и до Ирландии. Прощайте, драгоценнейшие МД, и прочее, и прочее.
Лондон, 26 января 1711—1712.
[суббота]
У меня больше не осталось листов с золоченым обрезом такого размера, так что вам придется довольствоваться теперь обычными. Сегодня состоялся обед нашего Общества, поскольку, как я уже вам говорил, он был перенесен из-за происходившего в четверг разбирательства дела лорда Мальборо. С нами впервые обедал нынче герцог Ормонд; присутствовало тринадцать человек, а к концу обеда пришел еще и лорд Лэнс-даун, и значит, не хватало только троих. Господин секретарь предложил ввести в состав нашего Общества герцога Бофорта, который изъявил такое желание, но я настоял на том, чтобы дело было отложено, поскольку герцог Ормонд выражал на этот счет некоторые сомнения, а он ушел до того, как господин секретарь это предложил. В семь часов я попрощался с ними и весь вечер просидел у бедной миссис Уэсли, которая была нынче так плоха, что даже теряла сознание; к тому же ее то и дело сводит судорога; она принимает микстуру с асафетидой[782], которой я так нанюхался, что мне теперь повсюду мерещится этот запах. Никогда прежде его не обонял, он отвратителен. Мне сказали, что. из Ирландии должно прибыть восемь пакетов почты.
27. Нынче при дворе была такая толчея, что мне не удалось разглядеть принца Евгения. Виги всячески стараются собрать вокруг него толпу и используют всякий сброд, чтобы приветствовать его, когда он откуда-нибудь выходит. Герцогиня Гамильтон, придя от королевы, с которой она была на богослужении, шепнула мне, что собирается нанести мне визит, и я отправился поэтому к леди Оглторп, у которой мы условились встретиться с ней; ведь дамы всегда встречаются со мной у каких-нибудь общих знакомых. Она продержала меня чуть не до четырех часов; она слишком много говорит и ужасно всех злословит, так что я вряд ли проникнусь к ней особым расположением. Между тем я был приглашен на обед к лорду Мэшему, и они ждали меня, сколько могли, но когда я пришел, обед уже кончился; осердясь, они собирались даже выдернуть гвоздь, на который я обычно вешаю шляпу, но леди Мэшем этому воспротивилась. В восемь я опять пришел к лорду Мэшему, потому что по вечерам там обычно бывает лорд-казначей, и мы засиделись почти до двух часов ночи. Лорд-казначей просил меня придумать какой- нибудь способ помешать лорду Ноттингему переманить на свою сторону архиепископа Йоркского[783]. Завтра я попытаюсь что-нибудь предпринять, насколько это в моих силах. Уже очень поздно, так что пора ложиться спать.
28. Бедняжка миссис Мэнли, сочинительница, тяжко страдает от водянки и болей в ноге; типограф[784] высказал мне опасение, что она долго не протянет. Мне от души ее жаль; для людей ее сорта она вполне порядочна и обладает изрядной толикой здравого смысла и изобретательности; ей, должно быть, около сорока; она очень непритязательная и очень толстая. Миссис Ван уговорила меня пообедать сегодня у нее. Утром я беседовал с герцогом Ормондом и председателем конвокации[785] относительно вчерашней просьбы лорда-казначея, однако за благоприятный исход этого дела все же не поручусь. В палате лордов у нас очень незначительное большинство, и нам необходимо заручиться еще чьей-нибудь поддержкой. Мы крайне огорчены известием о том, что французы захватили у португальцев город в Бразилии[786]. Уже распроданы все три тысячи экземпляров шестого издания «Поведения союзников» и типограф поговаривает о седьмом; а всего их разошлось одиннадцать тысяч — число дотоле совершенно неслыханное. А вот «Совет Октябрьскому клубу» ценой в два пенса почему-то не покупают, и я никак не могут взять в толк, что тому причиной; написан он, смею вас уверить, очень даже недурно, и, как и подобает истинному сочинителю, чувствую, что он нравится мне все больше именно потому, что его не берут. Ведь среди нашего брата, писателей, как вам известно, в обычае пренебрегать суждением публики. Намекни я только, что памфлет написан мной, и все тотчас бросились бы его покупать, однако это должно остаться в тайне.
29. Я выпросил две довольно-таки пустенькие книжки Contès des Fèes [«Волшебные сказки»[787] (франц.).] и вот уже второй день, как читаю их, хотя у меня тьма разных дел. До часу дня я слонялся по комнате, а потом пошел в канцелярию мистера Льюиса, где вице-камергер сообщил мне, что леди Райлтон, камер-фрейлина королевы, отказалась вчера от своего звания и что на ее место будет назначена леди Джейн Гайд, дочь лорда Рочестера, необычайно хорошенькая девушка; он сказал еще, что леди Сандерленд тоже дня через два-три сложит с себя свои обязанности. Обедал с Льюисом, а потом пошел проведать миссис Уэсли, которой сегодня полегчало. Почитаю своим долгом уведомить вас, что мистер Льюис вручил мне два письма: одно от епископа Клойнского, в которое было вложено другое — от лорда Инчквина[788] к лорду-казначею; епископ просит меня передать это письмо и похлопотать за лорда. Мне, однако, говорили, что этот Инчквин был весьма близок с лордом Уортоном, который, как мне помнится, прочил его на должность одного из лордов-судей, и при всем том епископ рекомендует его, как большого друга церкви и прочее. Я поступлю так, как сочту нужным. А второе письмо было от маленьких шалуний МД № 26. О господи, не верю своим глазам: тоже в конверте и тоже в виде дневника! — Простите, мы больше не будем… — Послушайте, сударыни, как вы посмели так быстро мне написать? Отвечать вам я пока не собираюсь.
