и губы Деймена касаются моих.
— Смотри, — шепчет он, отстраняясь и показывая на небо.
Там крутятся пурпурные огненные колеса, искрятся золотые водопады, бьют серебряные фонтаны, расцветают розовые хризантемы, и все венчает грандиозный финал: дюжина красных тюльпанов. Фейерверки следуют один за другим так быстро, что асфальт дрожит под ногами.
Погодите… красные тюльпаны?!
Я оборачиваюсь к Деймену, в моих глазах — вопрос, а Деймен только улыбается и движением головы показывает на небо. Разноцветные огни уже тают, гаснут, но они прочно отпечатались у меня в памяти.
Деймен притягивает меня к себе и говорит, приблизив губы вплотную к моему уху:
— Толстая леди спела, спектакль окончен.[3]
— Это ты фею Динь-Динь назвал толстой? — смеюсь я.
А он берет меня за руку и ведет к воротам и дальше, на автостоянку, где осталась машина.
Я сажусь в свою миату и улыбаюсь Деймену, а он наклоняется к окошку и говорит:
— Не беспокойся, будет еще много таких дней. В следующий раз я отвезу тебя в Калифорнийский парк приключений.
— А я думала, у нас сегодня было калифорнийское приключение, — смеюсь я, в который раз изумляясь: он всегда знает, о чем я думаю, даже если я еще ни слова не сказала. Вставляю ключ в замок зажигания. — Я поеду за тобой?
Деймен качает головой и улыбается.
— Нет, я за тобой. Присмотрю, чтобы по дороге ничего не случилось.
Я выезжаю со стоянки и вливаюсь в поток машин, которые едут на юг. Взглянув в зеркальце заднего вида, не могу удержаться от улыбки: Деймен пристроился сзади. Он действительно меня провожает.
У меня появился бойфренд!
Да какой — потрясающий, сексуальный, неотразимый бойфренд!
С ним я снова чувствую себя нормальной девчонкой.
С ним я забываю, что на самом деле все совсем не так.
Протянув руку, вытаскиваю из сумки, лежащей на пассажирском сиденье, новый свитер и глажу аппликацию в виде Микки-Мауса на груди: свитер выбрал для меня Деймен.
— Обрати внимание, он без капюшона! — сказал тогда Деймен, прикладывая свитер ко мне — подходит ли по размеру.
— Это ты к чему? — прищурилась я, глядя в зеркало. Неужели Райли права и ему действительно не нравится, как я одеваюсь?
Но он только пожимает плечами.
— Да так. Ты мне больше нравишься без капюшона.
Я улыбаюсь, вспоминая, как он целовал меня, пока мы стояли в очереди в кассу, какими теплыми и нежными были его губы…
Звонит мобильник. Я оглядываюсь и вижу, что Деймен прижимает свой мобильный к уху.
— Алло, — говорю я с придыханием, томно понизив голос.
— Зря стараешься, — раздается в трубке голос Хейвен. — Извини, это всего лишь я.
— О… А в чем дело? — спрашиваю я, включая указатель поворота, чтобы Деймен мог последовать за мной.
Вот только он куда-то исчез.
Смотрю в боковое зеркальце, в зеркальце заднего вида, обшариваю взглядом все четыре полосы шоссе — нет Деймена.
— Ау, ты меня слушаешь? — раздраженно спрашивает Хейвен.
— Извини, что ты говорила?
Я сбавляю газ и смотрю через плечо — не видно ли черного БМВ Деймена. Меня обгоняет громадный грузовик. Водитель показывает мне средний палец.
— Я говорю — Эванджелина пропала.
— Что значит — «пропала»?
Прежде чем задать этот вопрос, вывожу машину на шоссе номер 133. Деймена по-прежнему не видно, хотя он меня точно не обгонял.
— Я ей звоню, звоню на мобильник, а она не отвечает.
— И?
Мне сейчас не до ее телефонных историй — у меня тут тоже человек пропал.
— И! Мало того, что не отвечает и дома ее нету, так ее вообще никто не видел с самого Хэллоуина!
— Как это? — Я заглядываю по очереди в оба боковых зеркальца, в зеркальце заднего вида, потом просто смотрю через плечо — ничего. — Она же с вами вернулась?
— Не совсем, — замявшись, отвечает Хейвен.
Еще два водителя гудят, объезжая меня, и показывают неприличные жесты. Все, сдаюсь! Как только закончу с Хейвен, позвоню Деймену и выясню, наконец, в чем дело.
— Алло-о? — Хейвен почти кричит. — Слушай, если ты там занята чем-то важным, так прямо и скажи. Я, знаешь ли, всегда могу позвонить Майлзу.
Я делаю глубокий вдох. Откуда взять терпение?
— Ладно, Хейвен, извини. Я тут веду машину, из-за этого и отвлекаюсь. Причем мы с тобой обе хорошо знаем, что у Майлза сейчас театральная студия, потому ты и позвонила мне, а не ему.
Я перестраиваюсь в крайний левый ряд и прибавляю скорость. Поскорее бы попасть домой!
— Ну, допустим, — бурчит Хейвен. — В общем, я тебе раньше не рассказывала… Так получилось, что мы с Триной вроде как ушли без нее.
— Что-о?
— Тогда, в «Ноктюрне», Эванджелина как бы… пропала куда-то. Мы, конечно, искали, но нигде не могли ее найти. Мы решили, что она с кем-нибудь познакомилась, — это, между прочим, вполне в ее стиле, — и вот… уехали.
— Уехали и бросили ее в Лос-Анджелесе? В Хэллоуин? Когда все психи активизируются?
Едва эти слова успевают вылететь из моего рта, как я вижу их всех троих — в темноватом, мрачноватом клубе. Трина ведет Хейвен в ВИП-зал, предлагает ей какой-то напиток, причем явно старается не столкнуться с Эванджелиной. Потом все исчезает, но я совершенно точно не видела никакого нового знакомого,
— А как надо было поступить? Может, ты не знаешь, но ей уже исполнилось восемнадцать, имеет право делать, что хочет. Кроме того, Трина сказала, что присмотрит за ней, а потом тоже ее потеряла. Я только что разговаривала с Триной по телефону, она ужасно мучается.
— Трина мучается?
Не верится почему-то. Не того типа человек. Она, по-моему, вообще не привыкла испытывать какие- либо чувства, а уж тем более раскаяние.
— Что за намеки? Ты ее совсем не знаешь!
Я сжимаю губы и с силой жму на газ: сейчас на этом участке дороги нет полицейских, а мне безумно хочется убежать от всего — от Хейвен, Трины, Эванджелины и невесть куда сгинувшего Деймена, хоть это и невозможно.
— Извини, — вздыхаю я наконец, сняв ногу с педали и возвращая машине более-менее нормальную скорость.
— Ладно, неважно. Просто… мне так плохо, и я не знаю, что делать.
— Ее родителям звонила? — спрашиваю я, хотя уже почувствовала ответ.
— Мама у нее пьяница, живет где-то в Аризоне, а папа сбежал еще до ее рождения. А домохозяин уже готов вышнырнуть на улицу ее вещички и сдать квартиру новым жильцам. Мы даже в полицию подали заявление, но они особо не заморачиваются.
— Я знаю, — отзываюсь я, включая фары, потому что дорога ныряет в темный каньон.
— Что значит — знаешь?
— Ну, в смысле — я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — торопливо поправляюсь я.
