В субботу Майлз и Хейвен приглашают меня присоединиться к ним по случаю ежегодного паломничества на ярмарку «Зимняя сказка», и я соглашаюсь. Раньше я на этом мероприятии не бывала, и друзья с энтузиазмом показывают мне все.
— Это, конечно, не летний «Фестиваль опилок», — говорит Майлз, когда мы с купленными билетами входим в ворота.
— Лучше! — говорит Хейвен, вприпрыжку обгоняя нас.
Майлз усмехается.
— Ну, если не считать погоды, разница не так велика. Главное — и там, и там есть стеклодувы, я их обожаю!
— Кто бы сомневался, — хохочет Хейвен, подхватив его под руку.
У меня голова идет кругом от шума, толкотни и ярких красок. Осталась бы лучше дома — там тихо, безопасно,
Я натягиваю капюшон и уже собираюсь воткнуть в уши наушники, как вдруг Хейвен оборачивается ко мне и говорит:
— Ты что, всерьез будешь так здесь ходить?
И я прячу наушники в карман. Пускай мне хочется отгородиться от всех — нельзя, чтобы друзья думали, что я хочу отгородиться и от них тоже.
— Идем, посмотришь на стеклодува, он просто потрясающий, — зовет Майлз.
Мы идем мимо жутко реалистичного Санта-Клауса, минуем серебряных дел мастеров и останавливаемся перед человеком, который создает удивительной красоты разноцветные вазы с помощью собственного дыхания, огня и длинной металлической трубки.
— Я должен этому научиться! — вздыхает Майлз, не сводя с мастера восторженных глаз.
Я смотрю, как жидкий многоцветный пузырь переливается и меняет форму, а потом направляюсь к следующей палатке, где продают совершенно великолепные сумки.
Я снимаю с полки коричневую сумочку и глажу мягкую, чуть маслянистую на ощупь кожу. Был бы хороший рождественский подарок для Сабины. Она себе такого никогда в жизни не купит, а втайне, может, и хотела бы.
— Сколько она стоит? — спрашиваю я и морщусь, потому что собственный голос отдается у меня в голове дребезжащим эхом.
— Сто пятьдесят.
Женщина в синей блузке, расписанной в технике батика, выцветших джинсах и с серебряным кулоном на шее сильно завышает цену. Но глаза у меня слезятся, в висках пульсирует боль, и торговаться нет сил. Я хочу только одного — оказаться дома.
Кладу сумочку на место и делаю шаг в сторону от прилавка. Продавщица кричит мне вслед:
— Для вас — сто тридцать!
И хотя я понимаю, что она готова сбавить еще, я только киваю и иду дальше.
Тут кто-то у меня за спиной произносит:
— Мы с тобой обе знаем, что она согласится и на девяносто пять. Что ж ты так легко сдаешься?
Обернувшись, я вижу миниатюрную женщину с каштановыми волосами, окруженную сияющей фиолетовой аурой.
— Ава, — кивает она и подает мне руку.
Делаю вид, что не замечаю протянутой руки.
— Я помню.
— Как у тебя дела?
Ава улыбается так приветливо, словно я не нахамила ей только что. Мне становится совестно.
Я пожимаю плечами и оглядываюсь на палатку стеклодува. Не увидев там Майлза и Хейвен, начинаю потихоньку впадать в панику.
— Твои друзья, стоят в очереди в закусочную «Лагуна Тако». Не волнуйся, они тебе тоже возьмут что-нибудь поесть.
— Знаю! — огрызаюсь я, хотя на самом деле ничего я не знала. Голова так болит, что я не в состоянии никого прочесть.
Я хочу отойти, но Ава ловит меня за рукав.
— Эвер, знаешь, мое предложение остается в силе. Я с удовольствием тебе помогу.
Моя первая, инстинктивная реакция — вырваться и убежать от нее подальше, но едва рука Авы ложится на мою руку, голова перестает болеть, звон в ушах стихает, слезы больше не льются из глаз. Тут я натыкаюсь на ее взгляд и вспоминаю, кто она такая на самом деле: мерзкая женщина, которая украла у меня сестру. Прищурившись, отдергиваю руку и со злостью говорю:
— А вам не кажется, что вы и так уже достаточно… помогли? Вы отняли у меня Райли! Мало вам?
Я сглатываю комок в горле и очень стараюсь не разреветься.
Ава озабоченно хмурит брови. Ее аура полыхает красивыми лиловыми отблесками.
— Райли нельзя отнять, она не чья-то собственность. И она всегда будет с тобой, даже если ты и не сможешь ее видеть.
Ава вновь протягивает ко мне руку, но я не желаю ничего слушать. И я больше не позволю ей прикасаться ко мне, пусть даже это приносит облегчение.
— Отстаньте от меня! — говоря я, пятясь назад. — Оставьте меня в покое и не лезьте в мою жизнь! У нас все было хорошо, пока вы не появились.
Но Ава не уходит. Стоит и смотрит на меня раздражающе ласковым, заботливым взглядом.
— Я знаю, как у тебя болит голова, — шепчет она мягко и успокаивающе. — Совсем необязательно так мучиться, Эвер. Я правда могу помочь.
И хотя мне очень хочется отдохнуть от шума и боли, я поворачиваюсь на каблуках и решительно ухожу, Надеюсь, я никогда больше ее не увижу!
— Кто это был? — спрашивает Хейвен, обмакивая кукурузный чипс в мисочку с острым соусом.
Усаживаюсь рядом с ней и пожимаю плечами.
— Никто.
Я говорю шепотом и морщусь от звука собственного голоса.
— Похожа на гадалку с праздника.
Беру тарелку, которую передает мне Майлз, и пластмассовую вилку.
— Мы не знали, что ты захочешь, так что взяли всего понемножку, — говорит Майлз. — Купила сумочку?
Я качаю головой, а зря — от этого болит еще сильнее.
— Слишком дорого.
Жую, прикрывая рот рукой, потому что хруст отдается в висках острой болью, от которой слезы наворачиваются на глаза.
— А ты купил ту вазу?
Я уже знаю, что не купил, — и не только благодаря парапсихическим способностям, но и потому, что никакой сумки при нем не видно.
— Не-а. Я просто люблю смотреть, как их выдувают. — Он смеется, прихлебывая свой напиток.
— Тихо, ребята! Кажется, у меня телефон звонит…
Хойвен роется в битком набитой сумке, которая исполняет роль кладовки.
— Ну, поскольку у тебя одной за этим столиком вместо звонка поет Мерилин Мэнсон… — Майлз пожимает плечами.
Он выедает из тако начинку, а саму лепешку оставляет на тарелке.
— На диете? — спрашиваю я, глядя, как он ковыряет вилкой еду.
Майлз кивает.
— Если по роли Трейси Тернблад — толстушка, это еще не значит, что я тоже должен растолстеть.
Я делаю глоток спрайта и смотрю на Хейвен. А увидев радостное выражение на ее лице, я
