неприятности, Марлин. От этого парня нам ничего не надо, только чтобы он назвал имя и адрес поставщика. И все, на этом мы с ним распрощаемся.
Я кивнула. Так у нас было уже не раз: Кингсли направлял нас не к зеркалу, а к человеку, который так или иначе соприкасался с искомым осколком.
Хендерсон открыла дверь.
Теперь — осторожнее.
На пути к очередной разгадке.
Там, за дверью, была небольшая комната, освещенная мягким светом. Из мебели были только стол и несколько стульев. Комнату перегораживал занавес — черная занавеска от стены до стены. За столом сидел молодой человек. Больше там не было никого. Молодой человек молча смотрел на занавес. Мы с Хендерсон сели с двух сторон от него. На столе горела свеча — холодная лужица света.
— Скоро начнется? — спросила Хендерсон. Молодой человек повернулся к ней, но смотрел он куда-то в сторону.
— Скоро, — сказал он. — Вы пришли повидаться с Джейми?
— Ага, очень хотелось бы повидаться. Ты его знаешь?
— Как вас зовут?
— Меня — Беверли. А ее — Марлин.
— Это я. Я — Джейми.
— Правда?
— А что вам нужно?
Совсем молоденький мальчик, дерганый, нервный, с бегающим взглядом и длинными всклокоченными волосами, падающими на глаза. Теперь он смотрел на меня. Похоже, ему это стоило немалых трудов — остановить взгляд на чем-то одном. Мне вдруг стало жалко его, очень жалко.
— Зачем вы пришли? Что вам нужно?
— Мы пришли на спектакль, — сказала Хендерсон.
Джейми прикоснулся к нитяному шнурку, который носил на шее вместо цепочки. Его руки тряслись, когда он доставал шнурок из-под футболки. И тогда я поняла, почему Кингсли послал нас сюда. Ожерелье. Это был знак. Подтверждение.
— Можно посмотреть? — спросила Хендерсон. — Какое красивое. Оно у тебя откуда?
Бусины светились бледно-лиловым светом, и у меня по спине побежали мурашки. Уже знакомое ощущение: то самое.
— Ты не сделаешь мне больно?
— А зачем мне делать тебе больно? — сказала Хендерсон. А я подумала про зеркальное колдовство. Ведь что-то он должен был получить, этот мальчик; что дало ему ожерелье и что он отдал взамен?
— Не знаю, — сказал Джейми. — Не знаю. — Он не смотрел на Хендерсон. — Пожалуйста, не надо делать мне больно…
Свет в комнате померк, потускнел. Откуда-то доносился едва различимый звук. Свеча погасла. Теперь в маленьком театре стало совсем темно. Включился какой-то скрытый механизм — занавес стал раскрываться. И в это мгновение кто-то прикоснулся к моей руке, мягко и бережно. Мальчик. Джейми.
Его голос, шепчущий мне…
Занавес раскрылся. За ним была крошечная сцена — точная копия гостиной. Двое людей — пожилая пара — сидели в креслах перед телевизором. Между креслами стоял стул. Пустой деревянный стул.
Где она, эта комната?
Мне стало как-то не по себе. Эти двое, похоже, вообще меня не замечали, но там была собака, она лежала на ковре перед телевизором. Животное подняло голову и посмотрело прямо на меня. А я сидела там, за столом, и смотрела на сцену.
— Скоро начнется?
— Похоже, уже началось.
И тут пошел диалог. Актеры на сцене заговорили друг с другом. Они говорили про передачу по телевизору. Телевизор работал без звука. С того места, где я сидела, мне было не видно, что происходит на экране, что там за программа. Я видела только свет от экрана.
Я встала. Марлин встала. Да, именно так все и было. Я видела, как я встаю.
Марлин видела, как она сама поднимается из-за стола.
Марлин обошла стол и подошла к сцене. Было немножко больно, когда она выступила из темноты на свет. Теперь Марлин была на сцене, и те двое ее заметили наконец.
— А, это ты, дорогая.
— Вот чертовка. И где, скажите на милость, ты пропадала все это время?
Марлин посмотрела со сцены в зал, Там было темно, стоял стол. И стулья. На стульях сидели какие-то люди. Интересно, подумала Марлин, кто они, эти люди. Незнакомцы, сидящие в темноте.
Зрители в зале.
Марлин повернулась обратно к пожилой паре на сцене.
— Можно мне посмотреть телевизор? Тут, с вами?
— Мы так рады, что ты вернулась.
— Ага, явилась не запылилась. Хоть бы прощения попросила.
— Садись, дорогая.
Марлин села на стул между креслами. Отсюда уже было видно, что происходит на экране.
— Почему ты нас бросила, Марлин? Почему ты ушла?
Марлин была уверена, что здесь нужно что-то ответить, что здесь должна быть какая-то реплика — знать бы еще какая. Она не могла устоять перед притяжением телеэкрана. Первая ясная и отчетливая картинка за последние месяцы. И это была она. Да, она. Марлин. В телевизоре была Марлин.
Марлин видела себя в телевизоре.
Съемка шла сверху. Крошечная лестничная площадка. Марлин с Хендерсон стояли у столика, за которым сидела старушка. На столе стояла шахматная доска. Камера сдвинулась, и стало видно, что партия сыграна до середины. Старушка вручила Марлин билет на спектакль. Билет заполнил собой весь экран.
На одного…
А потом Марлин с билетом в руке подняла голову и посмотрела прямо в камеру. Марлин видела себя в телевизоре. Две Марлин смотрели друг на друга. Марлин смотрела на Марлин.
— Вам надо подняться на следующий этаж, — сказала старушка. — А там уже сами увидите. Надеюсь, спектакль вам понравится.
— Ты идешь? — спросила Хендерсон.
Марлин оторвала взгляд от камеры.
— Да, — сказала она. — Иду.
Марлин с Хендерсон поднялись по темной лестнице на следующий этаж. Потом еще на один этаж. Сколько здесь этажей? Наконец они вышли в какой-то коридор. И там была дверь. Открытая дверь в гостиную.
Голый дощатый пол, стены с ободранными обоями, грязное окно. Узкая неприбранная кровать. Единственное украшение во всей комнате — картина на стене. Портрет девочки со сломанной куклой в руках. Марлин была уверена, что она уже видела эту картину. Где-то, когда-то.
Они с Хендерсон вошли в кухню. Там был стол. На столе — сандвичи. Один был надкушен.
Дальше по коридору. Еще одна дверь.
— Наверное, это здесь, — сказала Хендерсон.
Дверь открылась в маленькую гостиную. Там был молодой человек. Сидел на стуле, смотрел телевизор. У его ног лежала, свернувшись калачиком, черная собака. Она, похоже, спала. Там было еще два стула, и на них сидели Марлин и Хендерсон. Какое-то время все трое сидели молча, глядя на экран. На экране была «сетка» — испытательная таблица.
— Скоро начнется? — спросил молодой человек.
— Похоже, уже началось, — сказала Марлин. Реплика просто всплыла в сознании, как воспоминание из далекого прошлого.
