на разгул преступности: кражи со взломом, разбой и чего похуже. Очень скоро выехали и черные, оставив это место нечистым – гибридам, которым вообще все едино. Спустя примерно год муниципалитет открыл здесь пару пунктов по приему стеклотары, один – для белых бутылок, другой – для зеленых. Хорошие милые люди из отдаленных районов приезжали сюда, прямо на край помойки, с целью сбросить свои свидетельства о чрезмерном потреблении алкоголя. Муниципалитет прекратил вывозить бутылки с приемных пунктов, и всякий, кто приходил туда, должен был тонуть в русле боли, просто чтобы добраться до старых- добрых времен.
Приемники были уже заполнены и переполнены, но люди по-прежнему приходили и разбивали бутылки о мостовую, на ступеньках и лестничных площадках. Вот так заполняется мир. Черепок за черепком, осколок за осколком, пока все это место не превратилось в своеобразный блестящий дворец, острый и болезненный при прикосновении.
На одной из ближайших стен кто-то нацарапал слова: «чистый значит бедный». Я наблюдал за тем, как Битл и Мэнди поднимаются вверх по лестнице, друг за другом, направляясь на пятый этаж. Они то скрывались из вида, то опять появлялись, по мере того как выходили на очередную лестничную площадку. Эта ритмичная картинка меня убаюкивала. Вот я их вижу, буквально мгновение, как они проходят по четвертому лестничному пролету, потом они исчезают, и я впиваюсь глазами в следующую лестничную площадку и жду.
Жду.
Жду.
Жду, когда они снова появятся.
Прошло несколько минут. Ничего. И тут я увидел, как Мэнди несется по коридору пятого этажа, а за ней следом бежит какой-то незнакомец.
В считанные секунды я выскочил из фургона. Битое стекло врезалось мне в ноги, даже через кроссовки, и я помчался ко входу в здание. Лифт не работал, да и чему удивляться? Я бросился на лестницу, перепрыгивая через три ступеньки, и уже слышал крики Мэнди, даже на таком расстоянии; оружия у меня не было, ни ствола, ни ножа, только – две слабые руки и две ноги, с трудом поднимающиеся по лестнице.
Третья площадка.
Ускоряюсь вперед – наверх.
Навстречу шуму.
Вваливаюсь на площадку четвертого этажа – дыхалка уже не работает, пот течет с меня градом. Давай! Давай же, козел! Дальше, вверх!
Следующие ступеньки. Теперь я слышу голос Битла, выкрикивающий угрозы. Я почти ничего не вижу, свет меркнет, глаза залиты потом, и в венах быстро пульсирует кровь. Я бежал, преодолевая свои ощущения, борясь с самим собой, пытаясь найти в себе храбрость, и моя левая лодыжка ныла пронизывающей тупой болью. Только, пожалуйста, не теперь, старая рана.
Шум драки прямо у лестничной клетки, и мне удалось сдержать свой порыв. Я отшатнулся назад, холодея от страха.
Трах! Мое тело ударилось в двери лифта, и вжалось там в тень.
Я быстро заглянул за угол и сразу же оценил ситуацию. Битл лежал на полу, судорожно закрывая руками голову. Трое мужчин пинали его ногами – в голову, грудь и спину. Все они выглядели одинаково – в кошмарном облике дружелюбной смерти, столь популярном у молодых робоготов. Их пластиковые кости гордо просвечивали сквозь плотно натянутую, бледную кожу. Ими руководила какая-то женщина. От нее исходил густой дым, темные клубы тумана, поднимающиеся от ее кожи, в точности как у Бриджит, когда она злилась и выходила из себя. Теневой гот! Голос Мэнди эхом разносился по коридору – все проклятия и ругательства молодых и сильных. Потом она появилась в поле моего зрения, ее волокли еще два робогота. Она отчаянно отбрыкивалась и царапалась, вонзаясь ногтями в их плоть. Никакого толка; эта робоплоть уже давно мертва к ощущениям. На мой скромный взгляд, как-то уж слишком много их развелось, живых бутлегов Вирта Теневого Лечения. Глаза женщины были скрыты за черными паутинами, и она распевала мрачную литанию: чистый значит бедный! Убей чистого! Мэнди заорала от боли, когда готы грохнули ее об стену и прижали, не давая пошевелиться. Теневая готка склонилась к ее лицу. По-моему, Мэнди прямо-таки напрашивались на очередной Теневой трах, потому что первое, что она сделала, это плюнула большим сгустком слюны прямо в лицо теневой готке.
Битл и Мэнди все еще боролись там, на ступеньках, и все, что я мог, это скрываться в тени мертвой шахты лифта, сдерживая побуждение бежать, вырваться отсюда, а ведь это был никакой не театр, никакой не перьевой трип. Настоящая жизнь, как Желтые Перья, не имела опции выброса. Вот почему они так похожи.
Спрятаться негде, даже в тени.
Скользящий шум у меня под ногами.
Теневая готка не отреагировала на слюну, которая заляпала ее щеку.
– У меня ощущение, – сказала она. Сперва я подумал, что она говорит про себя, про свое ощущение силы, и только потом въехал, в чем дело.
Теневая готка слышала мои мысли! Боже! Должно быть, лютая у девушки тень, раз она ловит мысли из-за угла, в кромешной темноте.
Шуршание у меня под ногами, и моя травмированная лодыжка воззвала ко мне, из глубин прошедших лет, тяжелым сосредоточием боли.
– У меня ощущение, мои братья, – продолжила Теневая готка. – Я чувствую еще одного чистого. Он уже рядом!
Я наблюдал за ними из своего убежища, вжимаясь в темноту. Их робо-глаза вспыхивали красным светом, а полные дыма глаза теневой готки смотрели мне прямо в душу и видели там страх. Шуршание стало настолько громким, что мне пришлось взглянуть вниз. Змея снов! Фиолетовые и зеленые чешуйки. Змея, ищущая мою рану!
Должно быть, от страха и паники у меня голова пошла кругом, и я вдруг представил, как я хватаю шипы зубами и выплевываю, сломанные с треском надвое, как я поднимаю молоток на длинной ручке против
