заметили, что к «Галлии», тяжело ступая, приближается какой-то человек в меховой шубе, явно не свой — все французы находились в это время на судне.
Констан Гиньяр, как положено по уставу, взял ружье на прицел и громко окликнул незнакомца:
— Стой! Кто идет?
— Друг! — отвечал тот.
— Пароль?
Пароля у французов никакого не было, но Гиньяр решил испытать непрошеного гостя.
— У меня письмо к вашему капитану, — произнес незнакомец.
— А!.. Так ты за почтальона!.. Нацепи тогда свое послание мне на штык, а сам отойди на пятнадцать шагов и жди ответа. Мишель, — обратился Констан Гиньяр к баску, — присмотри-ка за этим кашалотом, пока я сбегаю к капитану.
Незнакомец, очень удивленный, выполнил приказ.
— Господин капитан! Вам письмо!
— Письмо?.. Давай сюда.
Де Амбрие пробежал глазами листок и нисколько не удивился.
— Бершу, — обратился де Амбрие к своему помощнику, — прочтите, пожалуйста, это письмо… Потом вы, Вассер, и вы, доктор, тоже… Ты здесь, Гиньяр?
— Здесь!
— Подожди минутку.
Де Амбрие взял лист бумаги и написал следующее:
— Вот, Гиньяр, передай.
Гиньяр с письмом вернулся на палубу, нацепил его на штык и крикнул немецкому матросу:
— Эй!.. Почтальон!.. Отцепляй!..
Сначала капитан намеревался устроить свидание с Прегелем в присутствии всего экипажа или хотя бы офицеров, но потом раздумал: одно неосторожное слово немца — и неминуем конфликт. Поэтому он приказал отгородить в общем помещении небольшой уголок и там принять гостя.
— Друзья мои, — сказал де Амбрие матросам, — у начальника немецкой экспедиции разговор, видимо, важный, поэтому я решил встретиться с ним с глазу на глаз. Через полчаса он будет здесь. Надеюсь, вы не позволите себе ничего лишнего.
Без пяти два часовые доложили, что к кораблю приближаются сани с тремя седоками.
Закутанный в меха Прегель с важным видом сошел на лед и строгим тоном, каким немцы обычно разговаривают с подчиненными, обратился к своим спутникам:
— Оставайтесь здесь и ждите.
Де Амбрие встретил гостя на палубе и галантно, но не без превосходства, ответил на его поклон.
Немец заговорил первым.
— Прежде всего, — промолвил он, — позвольте поблагодарить вас, господин капитан, за то, что вы так любезно согласились меня принять. Признаться, я был готов к отказу.
— Отчего же, милостивый государь? Соперники — не враги. К тому же вы писали о пользе встречи для нас обоих, одного этого вполне достаточно, чтобы отбросить все остальное.
— Ваши слова меня радуют и дают возможность приступить прямо к делу.
— Я готов выслушать вас.
Капитаны сели друг против друга, и немец сказал:
— Как вам известно, до сих пор обстоятельства мне благоприятствовали, никто еще не продвигался так далеко на север, как я. Ни одна экспедиция… Чего только мы не натерпелись во время зимовки! Но больше всего страдали от холода, многие матросы заболели скорбутом… Затем произошла настоящая катастрофа. Тут досталось не только мне, но и вам: я лишился корабля, вы — провианта.
— Откуда вы знаете?
— Видел, как провалились сквозь лед ваши склады.
— Но часть запасов могла остаться на корабле! Верно ведь?
— Уверен, что ничего не осталось.
— Ну, это уже мое дело.
— Извините, оно касается и меня.
— Каким образом?
— После всего случившегося, надеюсь, вы не намерены идти к Северному полюсу? Самое лучшее — как можно скорее вернуться в Европу.
— Продолжайте, — холодно заметил француз.
— Полагаю, вы не откажетесь отвезти нас на вашем судне домой?
— Это — мой долг.
— Рад это слышать, господин капитан. Примите мою искреннюю признательность. Как только установится благоприятная погода, я прикажу погрузить на ваш корабль всю провизию. Ее хватит обоим экипажам до конца пути.
— Что же, справедливо… Теперь остается назначить время отплытия.
— Я уже сказал, как только начнется оттепель.
— Принимаю ваши предложения, но с одной оговоркой. Полагаю, вы не станете возражать. Близится время, благоприятное для полярных экспедиций. Не допустите же вы, чтобы я вернулся ни с чем.
— Я вас не понимаю.
— Все очень просто. Без провизии мне не добраться до полюса, а вам без корабля — в Европу. Я отвезу вас домой, а вы дадите мне провизию, чтобы я мог отправиться на Север. За провизию, разумеется, я заплачу сколько потребуется.
— Вы предлагаете мне еще одну зимовку?
— Мы вместе перезимуем на моем корабле. Я с половиной матросов уеду на север, половина останется здесь во главе с лейтенантом, а с ними — и ваш экипаж.
— Капитан, мои люди в полном изнеможении. Есть больные… а лекарств никаких.
— Велите перенести их сюда; поверьте, доктор у нас прекрасный! Всех вылечит.
— Они в тяжелом состоянии, почти при смерти. Будьте милосердны, согласитесь плыть прямо в Европу.
— Не понимаю, почему вы так на этом настаиваете? Ваши матросы не бабы, не могли они ослабеть от одной экспедиции!.. Быть может, это ваше личное побуждение…
— Но, господин капитан…
— Уж не боитесь ли вы лишиться своего преимущества передо мной в каких-то три градуса?
— Прежде всего мне жалко людей, но… есть тут и мой личный… интерес… Вы должны меня понять, — смущенно произнес Прегель.
— За чем же дело стало? — вскричал де Амбрие, воодушевляясь. — Мое положение тяжело, но и ваше не легче. Не нужны вам ваши припасы без корабля! Забудем о соперничестве, объединим усилия, будем работать на благо науки и подарим миру результаты наших трудов…
Немец спокойно выслушал де Амбрие и, вперив в него острый, пронзительный взгляд, ответил:
— Вашим предложением, капитан, вы оказали мне честь, оно весьма лестно, но условий своих я не изменю.
— Повторите их, пожалуйста, капитан!