всегда бывает вполне достоверным.
Васа. Да разве ты не говорил, что скорее умрешь, чем позволишь оспаривать у тебя это родство?
Каленич. Да, я так выразился, но в переносном смысле.
Чеда. Разумеется, только в переносном смысле. Вы этого, дядя Васа, понять не можете.
Васа. Не могу.
Чеда. Когда-то, во времена оно, родня была родней; теперь обстоятельства изменились – и родня может быть родней также и в переносном смысле.
Каленич. Вы совершенно правильно схватываете суть дела.
Васа. А я, ей-богу, ничего не схватываю!
Чеда. Потому и не стоит больше об этом говорить. Итак, дорогой родственник в переносном смысле, лучше всего суньте вы эту рукопись себе в карман, подите на рынок, походите по кофейням и расспросите, какова ситуация. Если дядюшка Сима не подаст в отставку, вы придете и прочитаете это тете Живке, а если подаст, то не стоит над этим делом
Чеда
Васа. А дьявол его знает! Сам выдумал, что он нам родня, а теперь, видишь как!
Чеда. А вы, дядя Васа, меня попрекнули, что я под вас подделался, а вот вы сами подделываете родственников.
Васа. Я не подделывал, сам он подделался. Погляди ты на него! Как почуял отставку, сразу умыл руки.
Чеда. Так всегда, мой дядя Васа. Крысы разбегаются, когда судно начинает тонуть. Не он первый, не он последний.
Васа. Э, пусть идет к черту! Ты мне только скажи то, о чем я тебя спрашивал: можно ли это дело как- нибудь сгладить.
Чеда. А, дядя Васа, оставьте вы это сглаживание, разве вы не видите, что вся обстановка настолько корява, что ее нельзя даже обстругать, не то что сгладить.
Васа. Пойдем к твоей Даре. Я хочу с ней поговорить. Все-таки она дочь, у нее скорее сердце заболит, чем у тебя.
Чеда. Ну что ж, пожалуй, | ничего не имею против. Попытайтесь, может быть, у нее и заболит сердце. Пойдемте сюда!
Ната
Живка. Да, говоря по правде, мне совершенно безразлично, что я стала министершей.
Ната. Э нет, госпожа Живка, будьте искренни. Это ведь приятно: у тебя экипаж, папиросы, чтоб казаться представительной; идешь бесплатно в ложу; у тебя и салон-вагон для путешествия на курорт и курьер из министерства; когда говоришь по телефону и скажешь, кто ты, телефонистки разъединяют других, чтобы тебя соединить раньше; чиновники тебе кланяются, а жены их постоянно приходят с визитами. А если ты на обеде – тебе почетное место, какой-нибудь праздник – получаешь букет, парад – лучшее место на трибуне. Нельзя сказать, чтобы все это не было приятно.
Живка. Да, если смотреть с этой стороны…
Анка
Ната. Прошу вас, разрешите мне понюхать это письмо.
Живка. Ию, госпожа Ната, чего это вам вздумалось, с каких пор вы нюхаете чужие письма?
Ната. Разрешите, пожалуйста.
Живка
Ната. Тот же запах и тот же цвет, розы… Распечатывайте свободно, распечатывайте. Мне все известно. Я сама получала такие письма.
Живка. Ию, что вы думаете?
Ната. Ну, чего вы притворяетесь?… И вы учились играть в бридж, не только я одна… Э, я все знаю. Распечатывайте это письмо свободно. Недавно вы мне сказали, что дело может дойти до отставки вашего мужа, так вот знайте, это письмо может быть очень важным.
Живка. Важным?
Ната
Живка. Ию, ию, ию… Не могу прийти в себя!