Сэр Джордж время от времени меняет в фонографе восковые пластинки, когда они уже заполнены знаками, изображающими звук; чудо цивилизации с устрашающей точностью регистрирует чудовищную какофонию.
Фотопластинки тоже меняются одна за другой, так, чтобы снимки соответствовали крикам каннибалов и стонам жертвы.
Фотоаппарат запечатлевает все видимое, фонограф – все слышимое, он регистрирует самые неожиданные, самые неповторимые звуки. И сэр Джордж в который раз повторяет, что у него будет документ высшей ценности, поскольку фотоснимки прекрасно проиллюстрируют фонограмму. Фотокадры, увеличенные и показанные проектором в натуральную величину, звуки, записанные и воспроизведенные усилителем, будут сопровождать фильм, и зритель, жаждущий узнать, как это бывает на самом деле, сможет увидеть и услышать то, что сейчас видит и слышит сэр Джордж, – иллюзия присутствия будет полной.
А ведь есть неженки стиля «конца века», которых пугают подобные спектакли!
Нет, какая все-таки удача добавить к охоте на бигорна и к захватывающей рыбной ловле нечто такое, что будет существовать долго.
Пока умирает отданный на съедение индеец, довольный джентльмен повторяет, что жить очень интересно и путешественник всегда получает компенсацию за свою усталость и разные опасности.
Ужасная сцена подходит к концу. Обескровленная жертва хрипит.
Вождь с пером дрофы в волосах, повернувшись к белым, понимая, что на него смотрят и, может быть, им восхищаются, высоко вскидывает голову, словно говоря: «Вы еще увидите!»
Дьявольски точным ударом он всаживает в грудь носильщика нож, подрубая хрящи и кости, потом орудует ножом с другой стороны, отделяя кожу и мускулы от костей, наконец, открывает полость, где еще дышат легкие. Ужас! Сердце продолжает биться.
Опьяненный видом и вкусом крови, индеец запускает руку в разверстую грудь, вырывает сердце и впивается в него зубами.
В наступившей на миг тишине отчетливо слышен характерный звук: щелк! щелк! Сэр Джордж сделал еще два снимка, и, кажется, удачно выбрал момент, Его Высочество прямо сияет.
Во время этой сцены он буквально преобразился, став совсем не похожим на того сдержанного джентльмена с опущенными плечами, с потухшим взглядом и презрительной усмешкой на губах. Глаза горят, грудь расправлена, губы от волнения движутся, он с трудом сдерживает дрожь в ладонях.
У высокой цивилизации, как и у дикого варварства, есть свои «Кровавые люди». Сэр Джордж, взволнованный больше, чем хотел показать, поистине наслаждается этим чудовищным состоянием опьянения, как и два его слуги, те, правда, в меньшей степени.
Англичанин Джо, нервы которого поначалу не выдерживали, постепенно тоже проникся интересом к развертывающейся драме, может быть, потому, что был склонен к жестокости по своей натуре, может быть, инстинктивно подражая хозяину, разделяя его пороки так же, как иногда в европейских домах слуга донашивает одежду господина, докуривает хозяйские сигары, доедает десерт.
Американец Том, ковбой, для которого индеец всегда смертный враг, предается дикому веселью. Он сам мучил краснокожих, снимал с них скальп, продавая парики коллекционерам по десяти долларов за штуку, и если «джентльмена удачи» не усадили на кол, где погибли многие его товарищи, то это дело только случая.
Поэтому расправа индейцев с индейцем не может его не радовать. Не вдаваясь в то, насколько грязна эта «работа», он находил ее выполненной на отлично.
Муки носильщика кончились. Каннибалы поделили между собой останки, разрубленные на куски с профессиональным мастерством мясника.
Большие части делились на мелкие и распределялись в зависимости от заслуг и положения в племени. Вождь, кроме всего прочего, получил мозг и руку.
Сэр Джордж, довольный, что утро прошло так удачно, собирался уже уходить, как вдруг вождь, словно вспомнив о чем-то важном, ударил себя по лбу. Он начинает совещаться со своими соплеменниками, которые как будто одобряют то, что он говорит, – и голосом и жестами. Ободренный этим согласием, людоед выбирает из груды оставшегося мяса приличный кусок и на кончике ножа почтительно подносит его белому человеку, напоившему их такой вкусной огненной водой и разделившего с ними праздник этой трапезы, вместо того чтобы запретить любимый ритуал.
Сэр Джордж, польщенный этим утонченным выражением благодарности, вежливо поклонился, как некурящий, которому предлагают сигару или табак, и отказался со словами: «Спасибо, я этим не балуюсь». Да, сэр Джордж пока это не ест, а в дальнейшем – кто знает? Ли ведь отличный повар.
Его Высочество удаляется со своими слугами, аккуратно упаковав фотоаппарат, фонограф и вложив обратно в непромокаемый футляр удочку из орешника.
Объяснения по поводу исчезновения носильщика пусть дает кто угодно. Новый инспектор края не привык отчитываться перед кем бы то ни было.
Подумаешь, одним индейцем меньше. Впрочем, индейцы часто исчезают. Носильщикам мало платят или не платят совсем, их плохо кормят, грубо с ними обращаются, нередко они убегают.
По возвращении джентльмена уже ждал завтрак, он с аппетитом поел и приказал сниматься со стоянки.
Через полчаса караван двинулся в путь, точно следуя дорогой, которая вела на северо-восток; возле Зеленого озера сделали часовую остановку, а вечером разбили лагерь под высокой скалой, поросшей густым лесом.
С приходом ночи сэр Джордж не мог больше сдерживать нетерпение: удалившись в палатку, он достал пластинки, рассмотрел их при свете свечи, убедился, что вышло неплохо, и решил побаловать себя музыкой. Иначе говоря, прослушал по фонографу прекрасно записанное звуковое сопровождение ритуальной сцены.
Радуясь так, словно он уже восстановил свое состояние или по крайней мере поймал бигорна, и
