Дамнянович. Право, мог бы, если б смел.
Зорка. А почему вы не смеете?
Дамнянович. Если б я смел, если б силы имел…
Зорка. Вот видите. Можете. Продолжайте.
Дамнянович.
Зорка. Продолжайте.
Дамнянович. Нет. То, что я хотел сказать, я уже сказал и этим.
Зорка. И вы хотели сказать, именно это?
Дамнянович. Да!
Зорка. Сказать? Кому?
Дамнянович. Вам!
Зорка. Мне?!
Дамнянович. Да, сударыня. У меня нет сил, и я не могу найти слов; это действительно тяжело, по крайней мере для меня тяжело.
Зорка. Я вас понимаю все меньше.
Дамнянович. В этом-то и заключается вся трудность. Мне хотелось бы, чтобы вы мне разрешили не говорить этого.
Зорка. Чтобы я разрешила вам этого не говорить? Хорошо, я разрешаю.
Дамнянович. Нет. Если говорить правду, я не хочу, чтобы вы мне разрешали. Вы сами видите, я в ужасном затруднении и не знаю, чего хочу, а чего не хочу.
Зорка. Не знаете, чего хотите?
Дамнянович. Я знаю, знаю, чего я хочу, но, видите ли, я все больше затрудняюсь, все больше теряю способность сказать вам то, что хочу. У меня не хватает смелости сказать вам открыто, и если бы…
Зорка. А я всегда говорю открыто.
Дамнянович. Вот чему мне нужно было бы поучиться у вас. Вы мне открыто признались, что любите Дамняновича.
Зорка. Я вам в этом не признавалась.
Дамнянович. Признались. А впрочем, если бы и нет, я сам бы это увидел.
Зорка. Ну, а если бы я его действительно любила?
Дамнянович. Тогда и мне нужно было бы набраться смелости…
Зорка. Вам?!
Дамнянович. Да, потому что… я решил говорить открыто, потому что я вас люблю. Я не сумел сказать вам об этом красиво, у меня не хватило прекрасных слов. Я не сумел сделать это как-нибудь по-другому, я человек неискусный. Я прошу вас простить меня за то, что должен был так грубо, так просто сказать вам об этом.
Зорка. Но, господин…
Дамнянович. Теперь я уже раскаиваюсь, что сказал вам, не умея все это выразить как следует, я уже боюсь, что поспешил, я…
Зорка. Я поражена.
Дамнянович. Эти чувства нахлынули на меня внезапно. Потому ли, что вам так понравились эти стихи, или благодаря вашим словам, что вы любите Дамняновича…
Зорка. Но мои слова…
Дамнянович. Они вселили в меня смелость.
Зорка. Они! Они меньше всего могли вселить в вас смелость. Но раз уж вы знаете мою тайну и раз вы были со мной так откровенны, вы заслуживаете того, чтобы и я была с вами откровенной. Не могу оспаривать, что вы первый заслужили у меня такое доверие, я даже вам признаюсь…
Дамнянович (радостно). Признаетесь?
Зорка. Что мне интересно с вами, что вы мне нравитесь, я могла бы стать вашим хорошим искренним другом, но… вы вырвали у меня признание в том. что я люблю Дамняновича. Разве это не ясный ответ на ваше признание? Если вы уже знали о моих чувствах к Дамняновичу, почему же вы пытались делать признания, ставящие в неловкое положение и вас и меня?
Дамнянович. Зачем я делал эти признания? Да потому, что нет никакой разницы между Дамняновичем и мной.
Зорка. Нет разницы? Но ведь Дамнянович поэт, он написал эти прекрасные стихи, полонившие мою душу, а вы… вы обыкновенный человек. Во всем другом я ничего против вас не имею, но вы обыкновенный человек – едите, спите, пьете, ходите, говорите, как и все другие обыкновенные люди. Подумайте и увидите, что это так. Я вас оставлю, чтобы вы сами подумали об этом на свободе, а когда увидите разницу, скажете мне. Я сама не рада, что мы друг на друга сердимся.
