Покойник

фотографии?

Спасое. Нашлась, но мне требуется именно этот формат, для паспорта.

Анта. А кроме того, по пути я посмотрел несколько помещений для канцелярии «Иллирии». Нашел два- три, но по две комнаты.

Спасое. Мало. Нам только для одних чиновников нужно три-четыре комнаты.

Анта. А много будет чиновников?

Спасое. О да, дело развертывается огромное.

Анта. Ну хорошо, а разве для меня тут дела не найдется?

Спасое. У тебя, брат, денег нет, а здесь нужны деньги. Вот если бы ты не проел те десять тысяч динаров, мог бы купить на них акции…

Анта. Я вовсе не собираюсь стать акционером.

Спасое. А что же?

Анта. Так, какую-нибудь должность. Я в этой стране единственный пенсионер, не занятый делом, а нельзя сказать, чтобы я был неспособным.

Спасое. Способный, не скажу, что неспособный, и побегать готов; но, по правде говоря, немного неудобно, чтобы ты был служащим такого предприятия.

Анта. Почему?

Спасое. Да… из-за того.

Анта. Из-за чего того?

Спасое. Да из-за твоего клятвопреступления.

Анта. Э, верно, я этого не отрицаю: мы с тобой не для таких предприятий.

Спасое. Ты, ты, брат, а не я.

Анта. Да, знаешь, я предполагаю из-за… подставных свидетелей и фальшивых удостоверений.

Спасое (рассвирепев). Я тебе раз и навсегда сказал, чтобы ты не смел мне об этом больше напоминать.

Анта. А чего же ты мне напоминаешь?

Спасое. Одно дело я, другое – ты! Ты дал ложную клятву из-за чего? Кто ты и что ты сейчас? Никто и ничто. У тебя в кармане лишь на трамвай – вот и весь твой капитал. Другое дело, если бы ты из тех десяти тысач, которые заел у меня, сделал сто, а из ста – двести, из двухсот – четыреста тысяч и там еще и еще! Тогда другое дело, я перед тобой шляпу бы снял и никогда бы не вспомнил о твоем клятвопреступлении. Какое там клятвопреступление, если ты стоишь на восьмистах тысячах капитала! Весь свет перед тобой снял бы шляпу, и никому даже в голову не пришло бы вспомнить об этом клятвопреступлении.

Анта. Это правда, перед тобой все снимают шляпу.

Спасое. Конечно, снимают, в этом-то и разница между мной и тобой.

Анта. Ну да, верно, только, видишь, я думаю, что вам нужны будут и такие люди, как я.

Спасое. Может быть, и будут нужны; но у тебя, братец, рука несчастливая, прямо-таки, скажу, несчастливая.

Анта. Почему несчастливая?

Спасое. Да вот, нашел ты мне этого публициста!

Анта. Ну и что?

Спасое. А то, что взял он у меня позавчера две тысячи динаров, и вот смотри, что он мне сегодня пишет. (Достает из кармана письмо.) Ты только послушай, что он мне пишет! (Читает.) «Уважаемый господин Спасое, я совершенно точно узнал, что на днях во всех газетах будет очень широко писаться об этом деле. Материал им дает тот самый человек, которого, как вы уверяете, нет в живых. Если бы газеты это опубликовали, они отняли бы у меня капитал, который уже находится в моих руках, или, вернее сказать, вырвали бы у меня изо рта кусок. Чтобы их опередить, мне не остается ничего иного, как сегодня же ночью написать брошюру и завтра в полдень пустить ее в продажу. Написать или воздержаться?… Но воздержание было бы с моей стороны большой жертвой, а за жертву теперь очень дорого платят. Я же, по своей скромности, мог бы удовлетвориться и тысячью динарами». Вот!

Анта. Ну, и что ты сделал?

Спасое. Отвалил ему. Послал пятьсот динаров.

Анта. Но будет ли это достаточно для воздержания?

Спасое. Конечно, достаточно! Ты бы воздержался и за двадцать динаров, почему же он не захочет за пятьсот?

Анта. А то, что он говорит о газетах, это и я слышал.

Спасое. Что ты слышал?

Анта. Я слышал, что Марич приглашал к себе всех корреспондентов, и слышал…

Спасое. А ты не слышал, что он и адвокатов приглашал?

Анта. Зачем ему адвокаты?

Спасое. Возбудил иск, обвиняет тебя.

Анта. За что же меня?

Спасое. За клятвопреступление.

Анта. А почему только меня, разве, кроме меня, никого других нет?

Спасое. Обвиняет и нас, остальных, но не по уголовному делу. Того обвинил в том, что он у него жену отнял, меня, что я захватил его имущество, а это, брат, не уголовное дело. Тебя же обвиняет в клятвопреступлении, а это не менее года каторги.

Анта (нервничая). Знаю, ты мне уже говорил, сколько раз уж повторял. (Задумался.)

Спасое. Как видишь, он и тебя не обошел.

Анта. Нет, а, конечно, мог бы.

Спасое. Мог бы, не скажу, что не мог; мог бы и меня миновать, да вот не захотел!

Анта (почесывается). Ах, мать его за ногу, вот уж не хочется мне идти на каторгу!

Спасое. Да и мне не хочется, приятель! Ты думаешь, это так: в этом году я еду в Карлсбад, в этом – на Блед, а в том – в тюрьму? Мне тоже не хочется!

Анта. Ну ладно, а что же мы теперь будем делать?

Спасое. Необходимо порядком потрудиться. Я возьму на себя суд, а ты – газеты. Немедленно лети, обойди все редакции – от редактора до расфасовщика, скажи им, пусть они потерпят, подождут всего только двадцать четыре часа и завтра же получат небывало сенсационный материал. Объясни им это и, как только тебе что-нибудь удастся, приди и сообщи мне.

Анта (поднимается и собирается уходить). А это… в отношении суда?… Я как-то не люблю иметь дело с судом.

Спасое. Я же тебе сказал, об этом позабочусь я. И я уже предпринял необходимые шаги.

IV

Агния, те же.

Агния. Добрый день! Смотрите пожалуйста и вы, друг Анта, здесь. Очень хорошо. Мне как раз хотелось вас видеть, чтобы сказать: я об этом деле слышала совсем другое, чем вы рассказывали.

Анта. Может быть, может быть, но это дела не меняет.

Агния. Значит, неверно, что у покойного Марича над губой с левой стороны была родинка?

Анта. Хорошо, согласен, не было, только прошу вас, извините меня, мне разговаривать некогда, у меня очень спешное дело. Не так ли, Спасое, ведь у меня очень спешное дело?

Спасое. Да, да! Иди немедленно!

Анта (Агнии). Прошу прощения! (Уходит.)

V

Спасое, Агния.

Агния. Мне и с тобой нужно поговорить, Спасое.

Спасое. О чем?

Агния. О том, о чем говорят на улице. Должна тебе сказать, что меня это очень беспокоит, ведь ты же мне брат.

Спасое. А чего тебе беспокоиться о моем деле?