Бранислав Нушич
Собачий вопрос
На вчерашнем вечернем заседании белградской общины было принято постановление о повышении на десять динаров налога на собак.
Мы вынуждены серьезно задуматься над тем, чего хочет добиться община таким большим повышением налога. А она могла иметь в виду только две цели: либо увеличить свои доходы, либо уничтожить собачье сословие.
Давайте рассмотрим поочередно оба эти предположения и их обоснованность. Допустим, община хочет как можно больше увеличить свои доходы и достигнет этого, повысив налог на собак. Возможно, денежные поступления по этой статье будут так велики, что она даже сможет за счет собачьего дохода платить жалованье одному из своих служащих. И все же я считаю, что общине не следовало бы в данном случае брать пример с государственной власти. Если наше правительство хочет несколько увеличить свои доходы, оно увеличивает их за счет чиновников-практикантов. Так неужели же весь государственный и городской бюджет ляжет на плечи практикантов и собак!
Теперь перейдем к рассмотрению второго предположения, а именно, будто община поставила перед собой задачу уничтожить собачье сословие в Белграде. Если, в самом деле, наша община отважилась на нечто подобное, то пусть она ответит прямо: кто же тогда будет лаять в Белграде?
Я должен сразу же заявить, что понимаю различие между облаиванием и лаем. Вот если бы нашей общине удалось обложить высоким налогом облаивание, я бы еще мог ее понять. В кратчайший срок она стала бы самой богатой общиной в мире и смогла бы произвести большие работы: выстроить великолепные школы, крытые рынки, богадельни, дома для гимнастических обществ и т. д. Вот какие большие доходы принесло бы это у нас в Белграде.
Но лай нельзя обложить налогом, нельзя его и совсем запретить. Лай – это, если хотите, наша общественная потребность.
Сколько раз лай собака спасал людям семейное счастье и честь!
Сколько раз лай собака спасал гражданам их имущество! О, я неоднократно размышлял о том, как было бы хорошо, если бы ночные сторожа лаяли ночи напролет, раз уж они иначе не способны уберечь наше имущество! Думаю, что таким путем они больше бы содействовали и безопасности белградских граждан. Именно это делают сейчас наши собаки. Но община объявила теперь собакам войну и угрожает совершенно их истребить.
Прекрасно, но кто же тогда станет лаять в Белграде? Людям невыгодно будет держать собак, а лай – как я вам только что имел честь доложить – наша общественная потребность.
Придется как-то изворачиваться. Думаю, что многие смогут воспользоваться граммофоном. Прежде чем расстаться с любимым псом из-за слишком высокого налога и отдать его живодеру, беднягу заставят налаять граммофонную пластинку. Пес в своем лае постарается излить все, что у него накипело на сердце; он пролает свое завещание и будет отдан живодеру. А его хозяин каждый вечер, заперев ворота, станет выносить граммофон и заводить его во дворе.
А когда за каждыми воротами раздастся лай граммофонов, тут уж ни ворам, ни любовникам даже в голову не придет перелезать через чужие заборы. А если граммофоны слишком дороги, люди придумают что-нибудь другое. У нас, слава богу, всегда найдется достаточно людей без работы и без хлеба. Кто знает, может быть, таким образом возникнет новая профессия. В один прекрасный день мы станем читать такого рода объявления:
Разумеется, этот молодой человек стал бы исполнять в данном порядочном семействе только ночные обязанности, а лай приносил бы ему дополнительный доход. Впрочем, разве мало у нас молодых людей, исполняющих в наших порядочных семьях только ночные обязанности? Ну вот, им было бы очень кстати научиться еще и лаять.
Кто знает, может быть, в результате новой потребности будут созданы специальные курсы в наших школах иностранных языков, и людей станут обучать лаю.
Короче говоря, все сказанное здесь – это ответ на вопрос, как нам выйти из создавшегося положения. Но гораздо важнее, как выйдут из этого положения сами собаки. Поскольку община включила собачий вопрос в повестку дня, не думаю, чтобы они остались к этому равнодушны.
Я даже слышал, что собаки уже провели конференцию в сравнительно узком составе (конечно, не в охотничьем зале отеля «Париж», а на Старом кладбище), где было решено созвать в ближайшие дни большой собачий митинг.
И вот митинг состоялся. Он был организован в котловине на Таш-Майдане. Собрались представители всех собачьих прослоек – собаки, подкармливающиеся на бойне, комнатные собачонки, уличные псы, дворняги из сельской местности – короче, собаки всех профессий и званий.
Собрание было открыто ровно в три часа пополудни. Председателем единогласно избрали Мургу, собаку с акционерной бойни.
Председатель поднялся на небольшой пригорок; обнюхав траву и лежавший тут же камень, он отчетливо и звонко пролаял благодарность присутствующим за доверие и сразу же представил им в качестве секретаря какую-то дворнягу, которая каждый день шныряет по Великой Пияце.[1]
Секретарь произвел на собравшихся не очень хорошее впечатление. Пронесся даже ропот недовольства, ибо эту дворнягу все знали как полицейского шпиона, побывавшего уже несколько раз в фургоне живодеров, но всегда умудрявшегося спастись благодаря заступничеству некоторых жандармов. В хорошо осведомленных собачьих кругах об этой дворняге было распространено мнение, что она не чиста на руку. Уже два или три раза ее застигали на месте преступления, когда на Великой Пияце она вытаскивала кусок мяса из корзинки у какой-нибудь влюбленной кухарки.
Но сейчас, несмотря на все это, она была назначена секретарем, и собрание, хотя и скалило от недовольства зубы, все же вынуждено было терпеть.
Первым на митинге взял слово некий бульдог.
– Прошу вас, господин председатель, разрешите мне первому пролаять.
