снова натолкнулись на вражеских стрелков, прочно укрепившихся в Монте-Ротондо. Французам надо было во что бы то ни стало выгнать их, но элитные войска противника упорно сопротивлялись.
Канонада грохотала минут двадцать. Эти-то взрывы и услышали гренадеры императора, приняв их за подоспевшее подкрепление.
Мак-Магон не забыл того, что накануне сообщил ему Франкур, хотя и не до конца поверил в достоверность сведений. Определить численность движущихся воинских частей трудно даже для офицера. Солдат же, глаз которого не привык к общему виду поля боя, вполне мог ошибиться.
Как осторожный и расчетливый военачальник, генерал старался предусмотреть самое худшее. Отдав приказ Эспинасу двигаться вперед любой ценой, он и сам отправился в путь, обеспечивая прикрытие.
Мак-Магон, прекрасный наездник, оставив далеко позади свой эскорт и часть генштаба, взлетел на холм. То, что он увидел, подтвердило донесение Франкура.
— Зуав не ошибся! — прошептал полководец, окидывая взглядом окрестности. — Пожалуй, здесь будет около сорока тысяч австрийцев.
Не теряя времени, он послал к Виктору-Эммануилу предложение принять участие в кампании. В ожидании армии короля и дивизии Эспинаса генерал построил войска в боевом порядке. Дивизию Ламотружа он выставил вперед для атаки, а генералу Кальму приказал занять место в центре, шагах в трехстах позади.
— Вот так, старина, и не двигайся… Чтобы я нашел тебя здесь, когда ты мне понадобишься.
Вскоре Мак-Магону передали неприятную новость: армия итальянцев, перейдя Тичино, попала в затор на участке дороги, ведущей к мосту через Навиглио. Это означало, что на помощь союзников в ближайшие три-четыре часа можно не рассчитывать. Мак-Магон только пожал плечами:
— У меня недостаточно сил, но как бы то ни было, я буду сражаться!
Отложи генерал военные действия до прихода королевской армии, Наполеона разбили бы при Буффалоре. Италия навсегда потеряла бы свою независимость, а Францию захватили бы немцы, упорно вооружавшиеся на берегах Рейна[95].
После немыслимо долгой задержки прибыл Эспинас Его правый фланг, сформированный из второй роты зуавов, укрепился за кирпичной стеной Рокколо. Многочисленная австрийская колонна беззвучно пробиралась через рощу, намереваясь проскочить между двумя французскими дивизиями. Эспинас понял этот маневр и приказал зуавам пропустить противника. Как только в узкий коридор вошел последний солдат, генерал поднял саблю и скомандовал, употребив несколько красноречивых выражений, достойных героев Гомера:
— Вперед, «шакалы»! Отшлепайте этих сук, чтобы задницы засверкали!
Не было сделано ни единого выстрела. Слышались только дикие крики, скрежет металла да душераздирающие стоны умирающих. Капитан Винседон, один из самых сильных и отважных офицеров африканской армии, взяв высокий барьер на своем арабском скакуне, приземлился перед австрийским полковником Хубатечеком.
— Сдавайтесь, полковник! — крикнул он.
— У вас хватает наглости предлагать мне это? — высокомерно ответил тот по-французски и, развернувшись, сделал быстрый выпад саблей, намереваясь поразить зуава в бедро. Капитан парировал удар и нанес ответный — в грудь; сраженный противник упал.
Вражеская колонна была разбита, причем французы не потеряли ни одного человека. Австрийцы передавали знамя из рук в руки, мешая неприятелю захватить его. Это была опасная игра. Мгновение — и аджюдан Сервьер убил солдата, подхватившего символ полка. Штандарт[96] оказался у победителей.
Дивизия Ламотружа входила в Буфалору под шквальным огнем. Коня под командующим убило на скаку. Огромный снаряд попал животному в грудь, выпотрошив его, как кролика. Ламотруж вскочил на лошадь одного из стрелков и вновь ринулся в самое пекло.
Мак-Магон приказал своему старому другу генералу Кальму идти к колокольне в Мадженте, сохраняя боевой порядок батальонов.
— И чтобы ни единого выстрела! — предупредил командующий.
Старый служака Первой империи поднялся на стременах и, держа шпагу в вытянутой руке, скомандовал:
— Внимание! Равнение на знамя! Шагом марш!
У Мадженты полк был встречен таким шквалом выстрелов и орудийных залпов, что все вокруг — виноградники, пастбища, фермы, окраинные дома — заволокло дымом. Ничего не видя в кромешной мгле, люди теряли ориентацию. Батальоны и роты, ломая боевой порядок, смешались в единый людской поток, который хлынул в город.
Неистовство баталии захватило всех: дрались в Буффалоре, где сопротивление противника было почти сломлено, дрались в Мадженте, где генерал Ожер обстрелял железную дорогу из сорока орудий; с диким ожесточением и упорством сражались повсюду. Высокие мысли об освобождении Италии и ее угнетенного народа отступили на задний план. Шла яростная, беспощадная схватка между воинами в синих шапочках и солдатами в белых мундирах. Они кололи и убивали друг друга, как первобытные дикари, утверждая принцип: «Homo homini lupus est»[97].
Мак-Магон твердо решил сломить сопротивление неприятеля в Мадженте. Слышали, как он бормотал себе под нос:
— Это новый Малахов!..[98] Чертовы австрияки — твердые орешки!
Генерал был обеспокоен молчанием императора и подумывал послать вестового за новостями, а заодно доложить о собственных успехах. Но сможет ли посыльный, не зная местности, найти главнокомандующего? Мак-Магон вспомнил о Франкуре: «Малый не промах. Пожалуй, он смог бы проводить моего офицера».
— Лейтенант Кальво!
— Слушаю, господин генерал!
— Среди пехотинцев полковника Лора должен быть один зуав. Разыщите его. Прихватите в помощь стрелка из моего эскорта.
— Будет сделано, господин генерал!
— Пусть зуав возьмет у стрелка коня и проводит вас к главнокомандующему.
— Есть, мой генерал.
— Передадите его величеству устное послание.
В нескольких выражениях генерал обрисовал ситуацию.
— Я все слово в слово передам императору, — сказал офицер.
— Отлично! Идите, желаю вам удачи.
Лейтенант в сопровождении стрелка прибыл в полк, рассредоточенный на значительном расстоянии, так что найти зуава не представлялось возможным. Сквозь свист пуль и грохот снарядов лейтенант кричал:
— Зуав! Где зуав?
Все его видели, но никто точно не мог сказать где. Может быть, он ранен или убит? Вдруг в голубой линии тюркосов офицер заметил красную точку — цветок мака среди поля васильков.
— Зуав! Это он!
Лейтенант рванул к Франкуру, который в феске набекрень, с почерневшим от пороха лицом поочередно — то правой, то левой рукой — заряжал горячее от стрельбы ружье.
— Садитесь на лошадь и следуйте за мной, — прокричал посыльный. — Приказ главнокомандующего! А вы, — обратился он к стрелку из эскорта, — объясните все командиру, а потом добирайтесь до своих.
Франкур отдал честь офицеру и одним махом вскочил на лошадь.
— К вашим услугам, лейтенант!
По дороге посыльный объяснил капралу суть дела. Франкур был горд, что ему дали столь ответственное поручение, но ответил скромно:
— Я сделаю все, что в моих силах, господин лейтенант!
Оглядевшись, молодой человек тотчас узнал местность, по которой проезжал накануне.
— Если все будет хорошо, через десять минут доберемся до слияния двух дорог.
Вскоре, проделав половину пути, всадники очутились у насыпи. Слева, внизу, сквозь клубы дыма они
