обращения с собой, иначе все могло обернуться гибелью Евтракии. С самого момента появления на свет Тристана и его сестру держали под осторожным, но неусыпным наблюдением. Виг понимал причину неповиновения принца — у мальчика были основания ощущать себя чем-то вроде уродца в бутылке.
Тристан сменил позу и уселся, скрестив ноги. Чувствовалось, что он колеблется, но любопытство взяло верх.
— Виг, я могу задать тебе личный вопрос? Старик прищурился.
— Ничто не мешает тебе сделать это — равно как ничто не помешает мне промолчать.
— Ведь ты — самый могущественный из магов?
Эти слова, казалось, повисли в воздухе.
Потом Виг вздохнул.
— По правде говоря, не знаю. Мои знания самые глубокие среди всех членов Синклита, и, наверное, я более, чем они, могуществен. Но ведь среди жителей Евтракии есть другие маги, в обиходе называемые «магами резерва». Следить за тем, каких успехов они достигают, — такая задача никому из нас не под силу. А во время войны среди нас был один маг, обладающий не меньшим, чем у меня, могуществом… — голос старика звучал тихо, взгляд его снова устремился в неведомые дали. — Как я уже упоминал, считается, что овладение направлением Каприза в конечном счете ведет к безумию. И хотя никто сейчас Каприз не практикует, это действительно так, должен признаться, что его приверженцы все еще существуют, — еле слышно закончил он.
— Наверно, я что-то не могу уловить… — растерянно произнес принц.
«Это меня ничуть не удивляет, — подумал Виг, с сочувствием глядя в синие глаза принца. — Разве можешь ты понять то, в чем за три с лишним столетия не смогли разобраться самые выдающиеся маги королевства? Может, вместо того чтобы пытаться дать словесные разъяснения, имеет смысл продемонстрировать это?»
— Магия повсюду, Тристан, — сказал старик. — Даже если ты ее не видишь. Это как воздух, которым мы дышим, — постоянно окружающий нас, но невидимый. Мы живем, пребывая в блаженном неведении о его присутствии. На самом деле магия, как и воздух, материальна и имеет форму. Но не впадай в заблуждение. Я говорю не об эффектах или результатах использования этого искусства. Я говорю о самой магии, о том, что она представляет собой на самом деле. Однако можно сделать так, что магическая энергия достигнет плотности видимости, в буквальном смысле этого слова. Подобное доступно практикующим как Закон, так и Каприз, — он на мгновение сжал губы, собираясь с силами.
— Если не возражаешь, я могу кое-что тебе показать.
Виг снова повернулся к долине. Три красные луны уже взошли, освещая своим призрачным светом долину. К огромному удивлению принца, маг внезапно встал и застыл, по-видимому погрузившись в свои мысли; вечерний ветер мягко шевелил край его серого одеяния. Он закрыл глаза, склонил голову и как бы в мольбе воздел руки к небу.
Эффект был зачаровывающий.
Тристан просто не поверил своим глазам — небо начало светлеть, и в нем возникло нечто вроде гигантского светящегося веретена. Оно медленно поворачивалось вокруг своей оси и в то же время стягивалось к центру, превращаясь в сверкающий золотистый шар, окруженный всполохами белого излучения, отблески которого освещали все вокруг. Время от времени от вращающегося шара отрывались золотистые капли энергии и устремлялись к земле, растворяясь при падении. «Это Закон! — мысленно воскликнул принц. — Такая красота не может быть ничем, кроме животворной стороны магического искусства».
Маг повернулся к Тристану и произнес, как бы прочтя его мысли:
Да, мой принц, это Закон, материализованный в своей физической форме. Впечатляющее зрелище, не правда ли?
Но как такое возможно? — благоговейно прошептал Тристан.
Не отвечая, Виг снова воздел руки, и на фоне темного неба начало возникать другое, еще более темное, явно несущее в себе угрозу образование. Сравнявшись в размерах с Законом, оно тоже начало уплотняться и поворачиваться, но на этот раз эффект был совершенно иной — пугающий и даже вызывающий ужас.
Достигнув тех же размеров и формы, что и сфера Закона, эта новая, темная сфера стала отталкивать первую в сторону, как будто стремясь расчистить для себя пространство в ночном небе. Черная, устрашающая, она была настолько же гротескна, насколько сфера Закона прекрасна.
Капли темной, хищной энергии срывались с ее угольно-черной поверхности, в центре вспыхивали ослепительные молнии, и в их свете можно было разглядеть сложное внутреннее строение сферы. Принц инстинктивно догадался, что это такое, и испытал безотчетное чувство страха.
«Каприз, — подумал он, не в силах оторвать взгляд от разворачивающегося перед ним зрелища. — Темная сторона искусства!»
Зачарованный, Тристан следил, как два огромных шара скользили по ночному небу, медленно, но верно сближаясь, словно их притягивало друг к другу. Однако на самой грани соприкосновения сферы неожиданно разлетались в разные стороны, и движение возобновилось.
Принц замер, не в силах произнести ни слова; собственная кровь взывала к нему с такой силой, как никогда прежде.
В конце концов он сумел обрести голос и спросил:
— Почему сферы притягиваются друг к другу, а потом неизменно отталкиваются?
— Каждая вещь в природе имеет свою противоположность, — ответил маг, глядя на сферы. — Мужчина и женщина, свет и тьма. Так устроен весь мир. Две стороны нашего искусства — не исключение. Но, в отличие от других, только что приведенных мною примеров, Закон и Каприз никогда не смогут соединиться. Если любой аспект каждого из этих направлений магии использовать в комбинации друг с другом, результат окажется самым плачевным — разрыв материи обоих. Они столь же бесконечно схожи, сколь и различны, — Виг помолчал, ощущая, как собственные слова тяжким грузом ложатся на сердце. — Говорят, если этот разрыв будет достаточно велик, силы одного направления соединятся с силами другого, и возникнет неуправляемая ситуация, способная привести к концу мироздания. В этом состоит еще одна причина того, почему мы, маги, даем свою клятву. Чтобы предотвратить любые попытки кого-нибудь из нас объединить оба направления магии.
Он посмотрел на Тристана, и тот почувствовал, что старик собирается сказать ему нечто чрезвычайно важное.
— Считается, что существуют невидимые коридоры, связывающие обе стороны нашего искусства; то есть, говоря образно, соединяющие эти шары. И если по этим коридорам пройдет человек с «одаренной» кровью, неважно, к какому направлению он принадлежит и каким могуществом обладает, пусть даже у него нет никаких понятий об этом, результатом будет соединение обеих сфер. Таким образом, Тристан, это и есть конечная цель магии — гармоническое слияние Закона и Каприза, которые в дальнейшем будут действовать уже сообща.
«И придет Избранный, обладающий исключительной, необыкновенной кровью, и она проведет его невидимыми коридорами магии, и обе стороны этого искусства воссоединятся, не уничтожая друг друга», — вспомнил он.
— Отсюда вывод — думая о магии, нужно представлять себе обе ее противоположности, оторванные друг от друга, но жаждущие воссоединения, — продолжал Виг. — И вдобавок, размышляя о Законе, Тристан, помни, что это искусство магов; а думая о Капризе, не забывай, что это искусство волшебниц, которое они практиковали, пока были живы.
— Но наверняка ведь были женщины, которые использовали свое искусство во имя добра? — спросил принц.
— Да, это так, — отозвался старый маг. — В особенности до войны. И точно так же, как отдельные женщины практиковали магию во имя добра, отдельные мужчины с «одаренной» кровью использовали ее во имя зла. Однако после победы Синклит запретил обучать женщин магии. Сейчас я склонен думать, что это было ошибкой. Того же мнения придерживаются остальные маги Синклита, и мы полагаем, что после твоей коронации это решение должно быть пересмотрено. Без помощи короля столь важное изменение вряд ли удастся претворить в жизнь, и этим королем должен стать ты. — Виг привычно вскинул бровь. — Очень
