— Но зачем вам понадобилось разбирать все эти манускрипты?
— Я нахожу интерес в истории. — Он явно хотел побыстрее от меня избавиться.
Я почесал затылок.
— Что может быть интересного в писанине мертвецов?
Синьор Ферреро отложил бумаги и посмотрел на меня с таким удивлением, словно ответ был совершенно очевиден.
— Лучано, — начал он подчеркнуто терпеливо, — если мы не будем знать, что происходило до нашего рождения, как определим, что движемся вперед?
«Черт возьми, это же очевидно», — подумал я и ответил:
— Никогда не смотрел на это с такой стороны.
Старший повар подался вперед, оперся локтями о стол и сплел пальцы.
— Послушай, что я тебе расскажу. Некогда существовала огромная библиотека — ты хоть знаешь, что такое библиотека? Прекрасно. Эта великая библиотека находилась в Александрии. Король Египта требовал, чтобы его подданные и чужеземцы предоставляли переписчикам все книги и манускрипты, которые имели, чтобы сделать копии для этого хранилища. Некоторые копии были настолько совершенны, что их отдавали ничего не подозревающим владельцам, а оригиналы оставались в библиотеке. Король также скупал рукописи по всему Средиземноморью, включая труды Эсхила, Софокла и Еврипида…
— Кого?
— Мудрецов, изрекавших нечто такое, что стоило слушать. Великая библиотека насчитывала около миллиона свитков и рукописей — по истории, науке, искусству и философии. Это было величайшее собрание человеческих знаний.
— И вы изучаете все эти книги, маэстро?
— Нет, — печально улыбнулся он. — Пока мудрецы копили знания, ничтожества развязывали войны, и время от времени какие-то сокровища великой библиотеки безвозвратно пропадали. Окончательная потеря случилась, когда Александрию завоевал мусульманский военачальник и решил что труды, созвучные с его Кораном, никому не нужны, а противоречащие ему — нежелательны. Поэтому приказал уничтожить и те и другие. Считается, что книгами топили печи, которые грели воду для солдатских бань, и их хватило на целых полгода.
— Но почему? Это же…
— Позорно?
— Глупо. Разве нет?
— Да, Лучано. И я рад, что ты тоже так считаешь. — Старший повар велел мне приблизиться и понизил голос. — Узнай хорошую новость: хранители знаний не потерпели поражения. Они придумали другие способы сберечь информацию, намного более хитроумные. Спустились под землю, приняли иное обличье и изобрели коды, чтобы зашифровать свое наследие.
— Что это за коды?
Старший повар откинулся на спинку стула и сплел пальцы на груди.
— Обсудим это в следующий раз. А пока скажи мне, что ты вынес из нашего разговора?
— Что жечь книги — это ужасно.
— Превосходно. Теперь иди. Не сомневаюсь, что Данте не терпится, чтобы ты почистил ему свеклу. — Он замолчал и вернулся к своим бумагам.
В тот день больше не случилось ничего примечательного, но назавтра нашими гостями стали лингвист из Генуи, библиотекарь из Ватикана, венецианский каллиграф и священник, о котором говорили, будто он связан с монахом-еретиком Савонаролой.[10] Потом появился печатник с испачканными краской пальцами и принес одну из так называемых «типографских» книг — только что со станка. Старший повар сказал, что это последняя кулинарная книга из Флоренции, и поместил ее на свою и без того переполненную полку.
Но мне из всех визитов больше всего запомнился приход не очередного ученого, а брата синьора Ферреро. Его звали Паоло, и он нагрянул неожиданно с их семейной фермы в Виченце. Пришел через несколько дней после моей неудачной попытки подслушать разговор синьора Ферреро с женой. Я только недавно стал учеником старшего повара, и мое положение на кухне оставалось шатким. Я работал молча, опустив голову, и старался не высовываться. Может, поэтому они говорили в моем присутствии будто меня не видели.
Паоло появился с черного хода, вертя крестьянскую шапку в мозолистых, огрубевших руках. Остановился в дверном проеме, вытянул шею, огляделся, стараясь определить, где находится его брат, и только потом шагнул в гудящую кухню и обвел глазами высокие окна и людей в белых куртках. Он неуклюже перемещал в пространстве свое крупное тело крестьянина, а за спиной шушукались любопытные, и от этого изменения привычного рабочего шума синьор Ферреро обернулся. Он как раз подносил к губам палец с каплей соуса на кончике и, оценивая приготовленный поваром «бернэз»,[11] критически хмурился. При виде Паоло недовольное выражение исчезло с его лица. Он улыбнулся и закричал:
— Кого я вижу! Братец!
Паоло просветлел. Братья раскрыли друг другу объятия, и старший повар объявил:
— Представляю всем своего брата Паоло!
Тот, продолжая вертеть в руках шапку, застенчиво ухмыльнулся. Повара покивали, вежливо улыбаясь, и вернулись к работе.
Чтобы никто не мешал говорить, братья отправились в дальний конец кухни. Старший повар налил два бокала красного вина, и они устроились за столом неподалеку от резервуара с водой, почти на моем пути, когда я, незанятый ученик, выходил с ведрами на задний двор, а затем возвращайся обратно. Поскольку синьор Ферреро терпеть не мог застоявшуюся воду, я целый день опустошал наполовину использованные бочки и вновь наполнял их.
После обычных любезностей братья обсудили семью Паоло, ферму, его только что родившегося сына, его только что родившегося теленка, несварение желудка его жены и партию необыкновенно мягкого домашнего вина. Когда все темы были, казалось, исчерпаны, Паоло положил ладонь на плечо брата и сказал:
— Амато, я пришел не для того, чтобы говорить о ферме. Должен сказать тебе, что умерла наша мать.
Губы старшего повара слегка приоткрылись, то ли от неожиданности, то ли слова замирали на его устах. Затем наставник уронил голову на руки, и некоторое время братья сидели молча. Паоло потупился и смотрел в пол.
— Да упокоится она с миром, — наконец произнес синьор Ферреро, перекрестился и поцеловал ноготь большого пальца. — Спасибо, что пришел сообщить мне, брат.
— Как же иначе?
— Постараюсь навестить ее могилу.
— Хорошо. — Паоло вновь начал крутить в руках свою шапку. Он уже обсудил дела на ферме и рассказал все новости, и у меня сложилось впечатление, что у него не осталось тем. Он безжалостно мял шапку и нервно облизывал губы.
Видя волнение брата, старший повар сказал:
— Тебе наверняка не терпится вернуться на свои поля. Ничего удивительного. Но у меня есть прекрасная телятина. Возьми немного домой. Такая белая, что не поверишь глазам.
Старший повар начал подниматься, однако Паоло надавил ему на плечо, и тот снова сел.
— Есть кое-что еще, — проговорил фермер, и кончик его языка прошелся по пересохшим губам.
Синьор Ферреро посмотрел на брата, и на лице его появилась озадаченность, смешанная с нетерпением, словно он догадывался, о чем пойдет речь.
— Дело касается Джульетты?
— Да, и твоего сына, — опустил голову Паоло.
Я навострил уши. У старшего повара Ферреро было четыре дочери, но никакого сына.
— Так… — Мой благодетель кивнул.
Паоло, не глядя на него, продолжил:
