по взглядам, бросаемым на него украдкой молящимися, даже по эбонитовой палочке, которой регент иногда бил его по пальцам!
— Скажи-ка мне, — насмешливо заговорил главарь, — сколько денег было в портмоне, украденном тобой сегодня утром у толстухи в омнибусе Гренель — ворота Сен-Мартэн?
— Сорок франков, хозяин. Ровно сорок франков…
— И что ты с ними сделал?
— Я поставил их на кон… И проиграл…
— Очень хорошо. Ты знаешь, что все деньги следует сдавать в казну, чтобы потом поделить. Не важно, десять су, десять франков… или десять тысяч франков… Никто не имеет права утаить ни сантима. Ты обокрал своих товарищей!
— Простите! Пощадите! — рыдал парень, уже чувствуя, как колун Бириби опускается на его голову, вдребезги разбивая череп. — Не убивайте! Я же один из лучших в шайке!
— Я этого не отрицаю. Если б не это, ты уже был бы на том свете — ведь наш закон непреложен. Любая кража карается смертью. Но, учитывая твои прошлые заслуги, я решил тебя помиловать.
— О, благодарю, благодарю! Вы об этом не пожалеете!
— Но твои друзья сами накажут тебя.
При этих словах смех прокатился по рядам бандитов, чьи жестокие инстинкты пришли в возбуждение при мысли о пытках, которым они подвергнут виновного.
Вся эта мразь и впрямь напоминала волчью стаю. Пока волк твердо стоит на земле, ему нечего опасаться себе подобных. Но горе ему, если он оступится и упадет! Вся стая кидается на него, рвет в клочья и пожирает — эти четвероногие при случае охотно лакомятся друг другом. Люди — те же хищники. У «подмастерьев» слюнки потекли в предвкушении развлечения.
В мгновение ока провинившегося схватили и раздели догола. Он отбивался, как дьяволенок, испуская пронзительные вопли.
«Подмастерья» выстроились в две шеренги, каждый держа в руке конец веревки и раскручивая ее так, что она со свистом разрезала воздух.
— За дело, дети мои! — все так же насмешливо бросил главарь.
Веревки замелькали, град ударов обрушился на юнца. Его нежная, как у девушки, кожа покраснела, посинела и начала лопаться. Брызнула кровь, заливая подростка с ног до головы.
Он продолжал испускать душераздирающие крики, метался как безумный и, наконец, обессилев, полумертвый, свалился без сознания.
Его падение было встречено радостными криками.
Так как Дитя-из-Хора лежал бездыханный, хозяин приказал вылить на него несколько ведер воды.
Когда тот пришел в себя, главарь объявил:
— Просидишь месяц в карцере на хлебе и воде. И не забудь — что я никогда не прощаю дважды. А теперь, дети мои, поговорим о делах. Но прежде еще пару слов. Боско, подойди.
Бродяга, на которого вроде бы уже никто не обращал внимания, но кого зоркий глаз хозяина все равно заприметил в толпе, вздрогнул и приблизился.
— Черный Редис предложил принять тебя в братство «подмастерьев». Черный Редис — человек проверенный. К тому же у тебя здесь много друзей. Да и сам я тебя знаю.
— Неужели и вы?
— Молчи, когда я говорю. Ты видел, как здесь поступают с болтунами и ворами?
— Видел.
— И не переменил решения?
Боско понимая, что малейшее колебание повлечет за собой немедленную гибель, поторопился с ответом:
— Нет.
Он убеждал себя и, вероятно, не без основания, что, когда станет полноправным членом братства, ему легче будет работать на себя. Цель оправдывает средства, а счастье благодетеля Боско стоило того, чтобы достичь его ценой собственной жизни.
— Хорошо, — одобрил главарь. — Тебе дадут работу. А теперь хватит зевать, пора за дело. Соленый Клюв!
— Здесь, хозяин! — Бывший лакей прелестной Франсины д'Аржан почтительно приблизился.
— Как продвигается дело Малыша-Прядильщика?
— Он все так же бесится и требует: вынь да положь ему шкуру того парня, так превосходно его отделавшего, — художника Леона Ришара.
— Он слишком торопится. Он платит то, что с него запросили?
— Да, патрон.
— Отлично. Через два дня обделаем дельце с художником. А его милашка, как ее, Мими?
— Малыш-Прядильщик хочет, чтобы два-три парня позабавились с ней по очереди.
— Лучше и быть не может. Сколько он дает?
— Двадцать пять тысяч франков. Плата вперед.
— Деньги у тебя?
— Вот они.
Мнимый лакей вытащил из кармана и протянул главарю две пачки аккуратно сколотых банкнот. Тот пересчитал и добавил:
— Итого — двадцать пять тысяч франков за художника, столько же за его девицу. Костлявый, Помойная Крыса, Мотылек и ты, Бириби, займетесь этим делом. Справитесь вчетвером?
— Черт подери, патрон, вы же знаете, этот парень, наверное, один из первых силачей Парижа…
— Шестьдесят Фунтов пойдет с вами.
— Слушаюсь, хозяин, — откликнулся юноша с толстенной шеей и необыкновенно широкими плечами. Ему дали эту странную кличку за то, что он играючи держал на вытянутой руке означенный вес фунтов[68].
— Впятером вы должны его прикончить.
— Сделаем в лучшем виде.
— Договорились. Костлявый переоденется женщиной и заарканит его. В остальном — полагаюсь на вас. И помните, не позже чем послезавтра малышка должна пойти по рукам.
— Да, хозяин, — откликнулся Костлявый. — Я берусь затащить ее к себе, на улицу Дюлон.
Услышав гнусные речи, хладнокровно изрекаемые этими гениями зла, Боско задрожал.
Поселившись у Людовика Монтиньи, он успел познакомиться с матушкой Казен и ее дочерью Мими. Интерн, как мы помним, не реже раза в день навещал свою подопечную. Боско с удовольствием сопровождал его, неся то медикаменты, то электрический аппарат, с помощью которого Людовик старался восстановить чувствительность мышц.
Обе женщины приняли его с распростертыми объятиями, и в сердце бродяги, так долго лишенном ласки, зародилась к ним безграничная привязанность.
Познакомился он также с женихом Мими, Леоном Ришаром, с первого взгляда проявившим к нему живейшую симпатию.
И Боско, даже и не мечтавший о бескорыстной дружбе, полюбил их всех, как умеют любить люди, чье сердце никогда не ведало счастья.
И вот теперь жизни и счастью обожаемых им людей грозила опасность! Малыш-Прядильщик решил отомстить, да еще каким ужасным способом!
Боско знал, о чем идет речь, знал, что Малыш-Прядильщик оскорбил Мими и что Леон вынужден был поучить его уму-разуму. И этот жалкий ублюдок решил убить Леона, обесчестить Мими!
«Хорошо, что я здесь, — подумал Боско. — Какая все-таки превосходная идея — затесаться в шайку „подмастерьев“! Нельзя терять времени, и надо по-быстрому предупредить Леона».
Зная, что впереди у него еще двое суток, Боско успокоился.
Сход длился еще больше часа.
Затем, покончив с делами, разбойники воздали должное обильным яствам. Еда была превосходна, вина и ликеры — высшего качества.
