все думать только об одном… о капитане Пеннилесе! Об этом оригинальном, богатом американце, за которого все они теперь дрожали не меньше, чем за самих себя.
Все начали совещаться, телеграфировали вице-королю, который спокойно проводил время в своем прекрасном дворце в Симе, стали подавать прошения, даже предложили за капитана выкуп, который достиг огромной цифры — миллиона фунтов стерлингов. О, как здоровье арестанта сделалось теперь дорого для всех этих пресыщенных людей, погруженных в роскошь и эгоизм и внезапно вырванных из этого спокойного состояния! Теперь боялись не только его казни без суда, таинственного исчезновения, но боялись насморка или нарыва! Еще бы! Он теперь воплощал в себе их спокойствие, беззаботную жизнь!.. Одним словом, эти люди старались добиться, чтоб их освободили от этого опасного и неудобного гостя. Пусть его скорей отпустят из тюрьмы, посадят на яхту и отправят на все четыре стороны, запретив ему, вдобавок, возвращаться в Индию! Пусть скорей прекратят этот кошмар.
Но тот, кто хоть на минуту предположил бы, что английское правительство испугается такого пустяка, сильно ошибся бы! Конституция гласит, что закон должен исполняться, и правительство во что бы то ни стало велит исполнять закон.
Господа заложники, как бы справедливы и настойчивы ни были их требования, были встречены холодным отказом. Не приняли даже их выкупа. Им только посоветовали остерегаться, сказали, что правительство, во всяком случае, будет заботиться об их безопасности… По этой причине вице-король телеграммой объявил провинцию в осадном положении.
«Но заключенный! Заключенный! Скажите, по крайней мере, не нуждается ли он в чем-либо… скажите, что вы ручаетесь за его здоровье, что его жизнь не подвергается никакой опасности»…
— Успокойтесь! Капитан Пеннилес ест, пьет, спит на славу. К нему каждый день будут приходить два доктора, пока не окончится следствие.
Эти обещания никого не успокоили. Поднялся ужасный переполох; ценные вещи обращали в деньги, писали завещания, укладывались и приготовлялись к немедленному бегству.
Через два дня калькуттские газеты объявили зловещую новость: «Капитан Пеннилес найден мертвым в своем тюремном помещении».
ГЛАВА IX
Патрик и Мэри, не имея другого убежища, провели ночь под священным бананом, или смоковницей.
В теории нам кажется очень приятно спать на чистом воздухе, когда нас защищает непроницаемый покров зелени. На практике же это нечто весьма неудобное, утомительное и даже тяжелое.
Разбитые от волнения и усталости дети заснули было крепким, тяжелым сном, под охраной Боба, своей доброй собаки. Около полуночи они проснулись, так как устали лежать на жесткой, неровной земле. Их охватил смутный страх, они чувствовали себя одинокими среди этой дикой природы. Вдали раздавались крики шакалов, свист и стон ночных птиц, шелест ночных бабочек, хлопанье крыльев при полете летучих мышей, трещанье насекомых, шорох пресмыкающихся; все это смешивалось, усиливаясь в ночной тишине, и звучало в их ушах, как дикая и страшная симфония. Кроме всего этого, густая темнота приковывала их к месту и не позволяла рассеять движениями все эти страхи, над которыми они посмеялись бы при свете дня… Они не могли пошевелиться из страха наступить на одного из отвратительных животных, которые, как они знали, ползали совсем близко около них. Боб время от времени глухо ворчал, шевелился, потом опять ложился около них, повизгивая и ласкаясь. Наконец горизонт зарумянился горячими лучами, от которых заблестели обрызганные росой листья. Дети вздохнули с облегчением. Они сразу почувствовали голод, который особенно давал себя знать после вчерашнего скудного обеда. Вполне естественно, что они вспомнили о цветах Bassia, которыми вчера насытились. Отправившись на место вчерашнего обеда, где пышный ковер осыпавшихся цветов покрывал еще землю, они поели с жадностью. Теперь они на опыте почувствовали, как жестоки мучения несчастных голодающих, столь многочисленных в плодородной и богатой Индии. Как и вчера, они выпили воды из чашечек, сорванных с растения Nepenthes; при других обстоятельствах они, пожалуй, даже развеселились бы после своего умеренного обеда, который заменял им душистый чай, розовые ломтики ростбифа и сочные бараньи котлеты. Но они вспомнили про свою бедную мать, которую они больше не увидят, про отца, который переносил все трудности войны, и их глаза наполнились слезами. Они долго плакали, опершись друг на друга, оба убитые горем, не смея думать о будущем, о завтрашнем дне, который казался им полным мрачного отчаяния.
Наконец, Патрик сделал над собой усилие, вытер глаза и сказал сестре твердым голосом:
— Надо принять решение.
— Да, — ответила молодая девушка, — но что же нам делать?
— Мы уже говорили об этом вчера: надо ехать в Пешавар, на войну, к папе.
— А это далеко?
— Очень далеко… на северо-западе… 1400 миль от Калькутты.
— Туда есть железная дорога… три дня и три ночи езды…
— О, гораздо больше! Здешние поезда идут очень медленно.
— Время это ничего, нам нужны деньги.
— Правда! А денег-то у нас нет!
— Так как же быть?
— Я не знаю.
— Вчера и сегодня мы жили, как нищие.
— Нельзя ли нам ехать по дешевым билетам, которые дают бедным, чтоб они могли уехать в страну, где нет голода?
— А ничего, что мы поедем с этими людьми?
