всегда распространяются плохие вести. Белая была убита туземцем! Европейцы, национальная гордость которых была задета и которые не могли теперь чувствовать себя в безопасности, приходили в негодование, волновались и громко требовали, чтоб были приняты строгие меры. Кто-то узнал Патрика и Мэри. Итак, убитая была леди Леннокс, жена герцога!.. Ярость и страх еще усилились от того, что убийца осмелился поднять руку на особу, принадлежавшую к высшей аристократии!
Тем временем шествие подошло к госпиталю. Раненой предоставили офицерское помещение и, конечно, ее сыну и дочери позволили оставаться при ней. Здесь доктор мог позаботиться о больной. Он исполнил свое дело с умением, самоотвержением, вообще со всевозможным старанием. Чтоб предупредить обморок, который мог бы повлечь смерть, быструю остановку сердцебиения, он быстро сделал подкожное впрыскивание эфира, потом немедленно другое впрыскивание — кофеина. Пульс стал биться сильнее, и на щеках появились легкие розовые пятна. Так как несчастная женщина потеряла уже много крови, нужно было быстро, в пределах возможного, возместить эту потерю. С помощью опытных ассистентов хирург сделал вливание в жилы искусственной сыворотки, что немедленно же сказалось. Потом он не переставал слушать сердце и легкие, повторяя попеременно подкожные впрыскивания; таким образом ему удалось поддержать жизнь в течение суток. Дети, сидевшие в соседней комнате, заглядывали время от времени или подходили тихонько на цыпочках. Увидев, что мать еще живет, они бросали на доктора долгий благодарный взгляд и удалялись с надеждой в сердце.
В это самое время председатель Главного Суда, живущий в Калькутте, собрал всех подведомственных ему судей. Убийца удостоился чести быть судимым Верховным Судом, в виду того что он покусился на жизнь белой, притом женщины, принадлежавшей к высшей аристократии. Формальности продолжались недолго и краткостью своей напомнили неумолимое и немногословное правосудие военных судов. Действительно, убийца был захвачен на месте преступления, поэтому следствие было не нужно. Обвиняемый знал это, но, по-видимому, нисколько об этом не беспокоился, сохраняя все время полное и невозмутимое спокойствие; перед судом он обнаружил просто удивительное хладнокровие.
Обширный зал был полон. Публика была разделена на три категории: аристократия, торговое сословие, индусы. Первые сидели на креслах, вторые на скамьях, третьи стояли. Убийца, введенный в зал суда под конвоем, сохранял упорное и презрительное молчание. Наконец, так как председатель настойчиво задавал ему вопросы относительно его имени, лет, рождения, он ответил голосом, который дрожал, как кимвалы[4].
— Вы хотите знать мое имя! Ну, так меня зовут «Враг»! Да, я ваш враг, и вы скоро это увидите!
Эти слова, произнесенные с ненавистью, вызвали грубые восклицания в черной, грязной толпе, очевидно относившейся сочувственно к обвиняемому.
Председатель продолжал, указывая на орудие преступления:
— Вы признаете тот факт, что вы ударили этим оружием леди Леннокс, герцогиню Ричмондскую?
— Я — Нариндра, брамин четвертой степени, четырежды святой и четырежды священный. А в книге Ману настоятельно говорится: «Кто с гневом преднамеренно ударил брамина, хотя бы только травинкой, должен немедленно умереть, чтоб потом двадцать один раз возрождаться в теле нечистого животного. Та, которую вы называете герцогиней Ричмондской, ударила меня… я исполнил повеление божественного Ману, Вайвасвата, сына Солнца».
— Вы признаете, что убийство было вами совершено?
— Я признаюсь и горжусь этим.
— Вам небезызвестно, что это преступление влечет строгое наказание?
— Книга Ману говорит также, и вы должны это знать: «Пусть король остерегается убивать брамина, даже если он совершил всевозможные преступления, — пусть он в таком случае изгонит его из королевства, оставляя ему все его имущество и не причиняя ему никакого зла… » Таков закон!
— Мы не признаем предписаний Ману и авторитета браминов! Вы — просто подданный Ее Величества Королевы и заслуживаете смертную казнь.
Брамин пожал плечами и прибавил своим металлическим голосом:
— Вы не можете… вы не смеете меня убивать.
— Как бы там ни было, — холодно ответил председатель, — мы осуждаем вас на виселицу. Приговор будет приведен в исполнение сегодня же, за два часа до заката солнца.
Брамин выслушал, не поморщившись, эти ужасные слова. Когда председатель спросил его, не хочет ли он что-нибудь прибавить в свою защиту, он гордо выпрямился во весь свой высокий рост и, окинув величественным взглядом толпу индусов, воскликнул:
— А вы, мои верные друзья, вы отомстите за мою смерть!
В толпе факиров послышался глухой ропот, она пришла в движение, сдерживаемая, впрочем, тройным рядом штыков; несколько ужасных клятв, произнесенных вполголоса, доказывали, что это дикое приказание будет исполнено.
До сих пор нельзя было ни в чем упрекнуть это судопроизводство, немногословное, но справедливое; это было должное возмездие за преступление. Но чтоб произвести впечатление на туземцев и внушить им уважение, полное страха, к особе европейца, судьям Верховного Суда пришла несчастная мысль усилить наказание мерами, которые произвели обратное действие. Едва брамин воскликнул: «Месть!», как председатель после краткого совещания с членами суда сухо произнес:
— А когда казнь над вами будет совершена, палач отрубит вам голову; ее обреют и зашьют в свежеснятую кожу свиньи; то же сделают и с вашим телом: его зашьют в кожу другого нечистого животного. И голову, и туловище бросят в разные реки, и вы будете навсегда лишены честного погребения по обрядам вашей веры. Так будет со всяким, кто осмелится поднять руку на европейского подданного Ее Величества Королевы.
Для того, кто знает непреодолимое отвращение индусов к некоторым животным, считающимся нечистыми, и священное уважение, которое они питают к мертвым, будет понятно, что приговор этот произвел впечатление настоящего святотатства, что заставило всех закричать от ярости. На бронзовом лице брамина выступила страшная бледность, и он сказал судье дрожащим голосом:
— Вы этого не сделаете!
Судья не удостоил его ни взглядом, ни словом.
