о проблемах следствия и планируемых властями действиях в интересах спасения жертвы.
— Это, разумеется, не совсем правда, — признался Фусарри, — но послужит хорошей причиной.
К сожалению, вызов послужил причиной лишь для двоих приглашенных. Хайнс пошел на попятную, сославшись на головную боль и резонно предположив, что двое других его просветят.
Фусарри позвонил Маэстренжело:
— Этот проклятый Хайнс держит дочь графини под неусыпным контролем. Я не вижу, что мы можем предпринять, кроме как арестовать!
Маэстренжело позвонил инспектору.
— Я все равно пойду, — сказал инспектор. — Правда, из него слова клещами не вытащишь, как я вам докладывал, но я все же был бы рад повидаться с ним без его детектива. И я полагаю, что смогу организовать так, чтобы минуту-другую поговорить с каждым из них наедине.
— Ну, если вы считаете, что это может пойти на пользу…
— Я попробую. С сыном отношения разладились, вы знаете. Это очень плохо. Простите. Я покручусь там и попробую…
Он отправился без четверти четыре, как обычно пешком. Когда он проходил под каменной аркой, он привычно нашарил в кармане темные очки, но солнца сегодня не было: пушистые белые, серые и почти черные облака собирались на безветренном небе.
— Надвигается дождь, инспектор. — Это произнес Бьондини, куратор Галереи современного искусства, готовый к ливню, с плащом и зонтиком в руке. — Полагаю, вы слышали новости?
— Простите?
— Картину пейзажиста Коро похитили из Лувра. Я сам ужасно переживаю из-за плохой охраны, она совершенно не отвечает необходимым требованиям, но дело в том, что у других музеев те же проблемы. Стоит ли жаловаться, если вы и группа «Культурное наследие» занимаетесь поиском украденных картин. Вы мне не верите? Неужели вы не слышали этого в послеобеденных новостях?
— Сказать по правде, я не обратил внимания… Где, вы сказали, в Лувре?
— Совершенно верно, из новых поступлений.
— Значит, украли пейзаж… Хорошо. Что-то в этом роде, но только поближе к дому… Хорошо… Хорошо.
— Инспектор?
— Всего хорошего. Спасибо. Всего хорошего. Вы очень добры…
Бьондини всегда отличался отзывчивостью и разговорчивостью и, если бы он продолжил беседу, непременно рассказал бы инспектору больше, чем тот был способен переварить. Инспектора же интересовал только сам факт кражи. Куратор очень добр, да. Но лучше все-таки что-нибудь поближе к дому. Впрочем, об этом потом. Сначала на пьяцца Санто-Спирито.
Он очень удивился, обнаружив большие двери палаццо Брунамонти закрытыми. На дверях был только звонок в привратницкую, а насколько он помнил, в этой комнате никогда никого не было. Озадаченный, он позвонил.
— Кто там?
— Инспектор Гварначча, карабинер.
Двери, щелкнув, приоткрылись, и он начал их толкать. Неудивительно, что, как правило, они всегда открыты: страшно тяжелые, а ведь в доме находится мастерская, и люди целый день снуют туда-сюда.
— Кого вы хотите видеть?
Итак, здесь теперь действительно был привратник, да еще в форме.
— М-м… синьорину Катерину Брунамонти. Она меня ждет.
Ложь, но этого человека могли нанять сын или Хайнс. Не хотелось, чтобы парень о нем докладывал.
— Я прихожу каждый день в это время. Нет необходимости обо мне докладывать, я знаю дорогу, — уверенно произнес Гварначча.
— Прошу вас, инспектор.
Слава богу, он вернулся к газете. Инспектор прошел к лифту.
Когда он выходил из лифта на втором этаже, дверь комнаты стремительно распахнулась, выскочил Патрик Хайнс и захлопнул ее за собой. Он, онемев, остановился, а когда увидел инспектора, то побледнел, и в его глазах появился ужас.
— О боже! — простонал Хайнс и помчался вниз по лестнице, словно за ним гнались черти.
Инспектор остался стоять, глядя ему вслед, затем приблизился к двери.
Найти Хайнса будет достаточно легко. А если никто не ответит на звонок, он может позвать на помощь и взломать дверь. Он позвонил и стал ждать. Он не слышал приближающихся шагов, лишь легкий шуршащий звук удержал его на месте.
Дверь очень медленно открылась, и, прежде чем он что-то заметил, голос произнес неторопливо и смертельно холодно:
— Я
И тут он ее увидел: босая, высокое стройное обнаженное тело в распахнутом легком прозрачном белом пеньюаре.
Когда она поняла, к кому обращается, блестящие красные губы сжались и дверь захлопнулась прямо перед его носом.
9
Инспектор не воспользовался лифтом, а предпочел медленно спуститься по лестнице вслед за Патриком Хайнсом. И не потому, что ему требовалось время, чтобы пережить легкий шок от вида наготы молодой женщины. Нет, он должен, наконец, все обдумать. Пора перестать закрывать глаза на то, чего он просто не хотел видеть и чему еще меньше хотел дать название. Ее неподвижность, прямая спина, длинная белая шея, повернутая так, словно она следит за ним одним ярким глазом. Поза змеи, готовой разделаться с жертвой.
А что она хотела от него? Какую пользу могла извлечь? И, черт возьми, чего она хотела от Хайнса? Не любви, не секса ради секса. Холод, исходящий от ее стройного белого тела, вогнал его в дрожь и заставил спасаться в тепле двора.
Струи фонтана играли на солнце, весенние цветы благоухали свежестью в теплом воздухе. Синьора Верди вышла из стеклянной передней двери мастерской. Должно быть, она предугадала его появление и высматривала, когда он спустится вниз. Он направился прямо к ней. Ему надо было с ней поговорить, однако не сейчас.
— Вы слышали? Маленькую Тесси собираются усыпить. — Она плакала, слезы безудержно стекали по щекам и падали на воротник. — Это дурной знак. Мы так обрадовались, когда она вернулась домой живая, а теперь…
— Я понимаю, что вы чувствуете. Как жаль, и это после того, как крошечное создание так отчаянно боролось, чтобы вернуться домой. Но это ни о чем не говорит. Вы не должны так себя мучить. Графиня…
— Появились какие-то новости?
— Нет… Я хотел вам сообщить, чтобы вы набрались терпения. Подобные дела тянутся долго. Позаботьтесь о том, чтоб все было в порядке к ее возвращению. У вас, должно быть, много работы.
Лицо женщины окаменело.
— Об этом не беспокойтесь. Оливия обнаружит все именно в таком состоянии, в каком следует, по крайней мере в том, что зависит от
— Да, я понимаю. Я хочу прийти поговорить с вами завтра… Вы не видели, куда направился мистер Хайнс?
— Он пробормотал что-то по поводу выпивки. Выглядел очень расстроенным. Мне кажется, он тоже
