невыносимым…
«Невыносимым для тебя», — подумал инспектор, но не позволил себе произнести это вслух.
— Ее исчезнувшие украшения, одежда и не знаю, что еще. Я могу вернуть назад прислугу, но не смогу уволить привратника…
— Конечно. — Инспектор постарался, чтобы его голос звучал без всякого выражения. — Полагаю, она может подумать, что нежелание платить выкуп связано с расходами на привратника.
— Я собрал все, что у меня было, ведь я же говорил вам, этого оказалось слишком мало! Катерина сказала, что они все равно ее убьют. Может, уже убили. Разве так не могло быть?
— Похитители так не действуют. Если денег недостаточно, это действительно иногда может спровоцировать жестокость по отношению к жертве, чтобы вытянуть у родственников побольше.
— Элеттра осуждает меня. Я не смог заставить Катерину подписать закладную на дом.
— А вы пытались?
— Я не настаивал. Когда она злится, с ней случается истерика. Мы с мамой всегда старались, когда умер отец… Отец… я не могу объяснить, все слишком запутано. Кроме того, она сказала правду, ведь государство в прошлом платило за похищенных, если жертвы располагали нужными связями. Она думала, что к нам относятся как к людям второго сорта и что это неправильно. Все, над чем работала моя мать и за что боролась все эти годы, ушло бы. Я хотел сохранить это для нее, как мог. И мне это удалось. Когда она вернется домой, у нее будет все, как раньше.
«За исключением сына, — подумал инспектор. — Потому что как бы ни старалась она поверить тебе, как сильно бы ни любила, она никогда больше не будет доверять тебе после того, что произошло».
Он осмелился сказать только:
— Пожалуйста, заберите мать домой. Прямо сейчас.
— Полагаю, Элеттра — она ведь лучшая подруга матери — может предложить ей погостить в своем доме неделю-другую. Это, пожалуй, неплохой вариант, если она не хочет оставаться здесь.
— По крайней мере, лучший, чем больница, но пожалуйста…
— Думаю, Элеттра сможет уговорить ее, тем более там Тесси.
— Да. Надеюсь лишь, что она никогда не узнает, почему Тесси оказалась там. Я не слишком хорошо знаком с вашей матерью, но из короткого общения с ней у меня сложилось впечатление, что неспособность защитить ее любимицу может скорее разрушить ваши отношения, чем попытка сохранить наследство. Прекрасный друг — графиня Кавиккьоли Джелли.
— Элеттра замечательная, но она ничего не знает о похищениях и не ее дело указывать нам, что следует, а чего не следует делать, даже если она помогает. Катерина сказала…
На третьем круге терпение инспектора истощилось полностью.
— У вашей сестры, — сказал он твердо, — тоже нет ни знаний, ни опыта, и она не оказала помощи. Едва ли она подходящий человек, чтобы давать советы в подобной ситуации.
— Вы не правы, инспектор. Сестра — это все, что у меня оставалось. Она больше всех этим занималась. С кем еще я мог посоветоваться? С вами? Но вы ведь мало чем смогли помочь, правда?
— Пожалуй… Вы собираетесь сейчас пойти к матери?
— Вряд ли. Она так смотрит на меня… я делал все, что мог… это действительно тяжело, откровенно говоря. Я зайду к ней в другой раз.
— Салва!
— Что?
— Ты ни слова не слышал из того, что я сказала?
— Разумеется, слышал. Ты сказала, что нам следует переговорить с учительницей Тото в другой раз.
— Я сказала,
— Очень даже интересуюсь. Но, каюсь, я склонен перекладывать эти заботы на твои плечи.
— Я тебя просто не понимаю. Ты же настаивал на том, чтобы пойти на собрание, хотя я видела, что ты расстроен и устал.
— Я не говорил, что расстроен.
— Подожди минуту, здесь небольшая очередь.
— Еще и в магазин! Может, пойдем домой? Дети…
— Я хотела купить клубники. Она только появилась. Тото там ждет и жутко волнуется. Я не хочу сегодня больше никаких огорчений. Все, хватит. Мы славно поужинаем и посмотрим какой-нибудь фильм. Подожди на улице и, бога ради, не перекрывай своим могучим организмом весь тротуар.
Гварначча вспомнил женщину с малышкой. Да, маленькие детки, маленькие бедки. Потом они вырастают… Если ему не надо в магазин, чего он тут стоит? Машины загудели, когда он попытался сойти на мостовую, поэтому инспектор немного прошелся до угла пьяцца Санто-Спирито, где он сумел, никому не мешая, встать у газетного киоска.
Для него в заголовках газет — «Новый арест по делу Брунамонти» — не было ничего нового.
Там он и ждал, усталый и, как сказала Тереза, расстроенный. Почему Тото вечно попадает в неприятности, хотя у него достаточно ума, чтобы их избежать? До чего же тяжело понять другого человека! И как только Терезе это удается? Порой, когда он возвращается с работы, она угадывает, в каком он настроении, даже не повернувшись, чтобы взглянуть на него. Поэтому она знает, что сказать Тото. Знает ли? «Дело Брунамонти, новый арест»… Графиня, ее утонувшая в подушках голова, сухие, полные боли глаза… А ведь ее ответ на все детские проблемы — дать больше помощи, больше любви… Но это вовсе не ответ. Никто не подскажет, что лучше для ваших детей. Можно полагаться лишь на предположения и удачу. Он был рад, когда наконец вернулась Тереза, взяла его под руку, и он больше не должен был строить догадки в одиночестве.
— Салва! Взгляни на эти заголовки. Ты не говорил мне, что еще кого-то арестовали.
Никто не питал иллюзий относительно ареста Пудду и его сообщника, предположительно того, кого графиня называла Лесорубом. Двое часовых, задержанных в наркотическом опьянении, оказались Лисом и Мясником, которые, по ее словам, дежурили в ту ночь. Разветвленная сеть туннелей в зарослях, хорошее знание местности и помощь, которую Пудду мог потребовать от других сардинцев, живущих в этом районе, давала людям, остававшимся в горах, слишком большое преимущество. Их было только двое. Они затаились. Были невидимы. А преследователей было много, и уж их-то прекрасно было видно и слышно.
Похитителей искали уже много дней, но капитан все еще рассчитывал схватить их с помощью ночного наблюдения в местах, которые бандиты считали безопасными, где брали продукты, и на автостраде, проходящей под горой, где их могли подобрать сообщники. Правда, надежда на это была невелика, поскольку эти люди владели накопленным веками преступным опытом, равно как и технологиями двадцатого века. Не было необходимости рисковать, близко приближаясь к деревне, если можно воспользоваться мобильным телефоном, чтобы собрать еду, одежду и деньги в хорошо замаскированной пещере.
За прошедшие со дня освобождения графини долгие недели единственным признаком того, что похитители еще живы, была посылка, отправленная графине Брунамонти, с дорогим кольцом внутри, завернутым в кусок коричневой бумаги, оторванный от хлебного пакета. Графиня сообщила о получении посылки, но заявила, что выбросила конверт, в котором она была доставлена. Едва ли это имело значение. Отправлял, скорее всего, какой-нибудь сообщник, и штемпель не дал бы ни единой зацепки.
Однажды карабинеры случайно довольно близко подобрались к преследуемым, что заставило тех в спешке перебраться на другое место и оставить в маленьком укрытии следы своего присутствия: полупустую флягу с вином, остатки овечьего сыра и, что важнее всего, полиэтиленовый пакет с грязной футболкой — настоящий подарок для собак. Капитан прекрасно понимал, что Пудду не настолько глуп, чтобы оставить футболку даже в спешке, и что обнаружение ошибки его сообщника разведет их. Так и случилось. Собаки нагнали соучастника, когда он садился в машину, идущую на юг по автостраде. Во время погони прострелили покрышки машины и ранили преследуемого в плечо. С постели тюремной больницы он перед телекамерами принес извинения графине Брунамонти и ее семье. На допросе он хранил молчание о возможном