поинтересовался Чак.
Конечно, операторы дежурят там круглые сутки, а его дом находился на Ореховом Ручье — то есть на противоположном берегу залива. Это означало, что из-за такой погоды придётся потратить не меньше часа на дорогу.
— Боюсь, у него ничего не выйдет, — сказала я. — Похоже, вышел из строя один из функциональных блоков, но они не смогут поменять его, не отключая систему в целом. А ты же знаешь, что сейчас её отключение равносильно самоубийству: конец года, и нагрузка сумасшедшая. Отключив периферийный блок, мы можем нечаянно нанести вред всей системе памяти. И если она, не дай Бог, накроется, нам придётся все восстанавливать с нуля.
— Вот это плохо, — уныло согласился он. А ведь я, черт побери, права, как никогда, — и почему только мне не пришло это в голову раньше: у нас уйдёт не одна неделя на то, чтобы восстановить всю систему в целом, в случае её выхода из строя из-за нашей суеты с целевыми кодами. Если Чаку придётся вырубить всю оперативную часть, за каждый час простоя банк понесёт убытки в сотни тысяч долларов, — и уж эту новость не удастся никак скрыть от широкой общественности. Тут, пожалуй, вмешается и сама госпожа пресса — ещё бы, банк такого уровня терпит крах накануне Рождества.
— Я собираюсь притащить туда толкового инженера, который хорошо разбирается в таких штуках, — сказала я Чаку для гарантии того, что все возможные меры будут приняты. Сама я подумала, что в случае неудачи Чак сможет сохранить своё место. — Мне кажется, что во время принятия решения там должен находиться кто-то из менеджеров: трудно предугадать, какой окажется реальная ситуация.
— Я согласен, — промычал Чак совершенно несчастным голосом. В трубке отчётливо послышался голос его жены:
— Нет, ты не поедешь через мост в ночь накануне Рождества! И не вздумай возражать!
— Послушай, Чак, — бросила я ему давно заготовленную сахарную косточку, — если ты не против, я смогу заменить тебя этой ночью. Ведь банк находится в пяти минутах от моего дома, к тому же, у меня нет детишек, которые караулят у камина, когда придёт Санта-Клаус! Если ситуация там окажется катастрофической, я перезвоню тебе. Было бы позором с моей стороны заставлять тащиться в такую даль, не убедившись, что без тебя невозможно обойтись.
— Верити, ты просто отличный парень! — воспрянул духом Чак, видимо, припав к телефону в бесплодной попытке пожать мою мужественную руку. — А ты уверена, что тебе это будет удобно?
— Я уверена, что ты бы сделал для меня то же самое, — великодушно отвечала я. — Только мне потребуется разрешение на то, чтобы провести в операторскую инженера.
— Считай, что оно уже есть, — с облегчением заверил меня Чак:
— Сегодня дежурит Мартинелли, а он в отличных отношениях с охраной. Так что, отправляйтесь спокойно: вас пропустят без придирок. И поверь, Бэнкс, у меня слов нет, чтобы выразить свою благодарность.
— Без проблем, — отвечала я. — И будем надеяться на лучшее.
Я положила трубку и вернулась в гостиную. Тор оживлённо беседовавший с Перл и Тавишем, с улыбкой обернулся ко мне.
— Только что твои любезные коллеги посвятили меня в ваши трудности, дорогая, — радостно сообщил он. — И я понял, почему вы ожидали моего вмешательства. Увы, по-видимому это судьба любого гения — постоянно вновь и вновь доказывать свою гениальность, — но рад, что могу помочь тебе. Только не забывай, моя легкокрылая колибри: после нынешней ночи ты мой должник.
— Да будет так, — провозгласила я, не переставая про себя удивляться, как же это легко получается у меня с ним каждый раз. — У нас мало времени — пора отправь литься к нашим машинам.
Просто удивительно, как всего лишь один телефонный звонок может открыть двери даже такой неприступной твердыни, как самое сердце компьютерной системы Всемирного банка. Перл с Тавишем мы, конечно же, отпустили домой, пообещав позвонить им позже.
Тор вышагивал вслед за мной, низко опустив голову, держа в руках дипломат, набитый составленными Тавишем целевыми кодами. В целях конспирации он надел непромокаемый плащ, который одолжил у Тавиша: так он больше напоминал среднестатического технаря и мог бы сойти за инженера из обслуживающего персонала.
— Босс сказал, что вы обнаружили неисправность в функциональном блоке, — сказал Мартинелли, дежуривший этой ночью в залитом ярким светом неоновых ламп информационном центре.
Мартинелли, смуглый итальянец, был облачён в сверкавшую чистотой сорочку, джинсы и армейскую кепку. В эти часы он являлся как бы единовластным вершителем судеб миллионов долларов, реками и ручейками струившихся по немыслимой путанице из последних достижений электронной техники, занимавшей три этажа в здании Всемирного банка общей площадью около десяти акров.
— Мы уже проверили все функциональные линии, — продолжал Мартинелли, в то время как Тор нахально водрузил на его рабочий стол свой дипломат, — но так ничего и не нашли.
— Нами был получен тревожный сигнал, когда попытались подключиться к блоку номер семьдесят, — вмешалась я. — Может быть, вы что-то прозевали.
Он недоверчиво насупился, но все же заглянул в свою рабочую схему.
— В этой системе нет блока под номером семьдесят, — заверил он меня, — что должно было означать: система отказалась подключать нас к блоку с этими номером, поскольку его не существовало вовсе.
Ещё бы, я только что его выдумала — надо же было что-то сказать. Я изо всех сил старалась обеспечить Тору доступ к проклятущей системе — и неважно каким путём я это сделаю.
— И все же боюсь, что там что-то не в порядке, — настойчиво продолжала я. — Наша система приняла для транзита деньги по электронному обмену, но каким-то образом из блока памяти исчезли данные об адресате. Твои парни не могли переключить на нас чью-то чужую линию?
— Никто не смеет и носа сунуть в эту систему, — уверенно отвечал Мартинелли, похлопав по крышке ближайшего к нему процессора. — Вот как раз через него данные об электронных обменах проходят на основной контур, а это самая современная техника с черт знает какой гарантией надёжности из всего, чем мы располагаем.
— Пока у кого-то не начнут чесаться руки, — упрямо возразила я. — Послушай, раз уж все равно мы платим этому инженеру за вызов, пусть хотя бы отработает свои деньги. Давай врубим главный детектор и позволим ему подключиться к супервизору — а там посмотрим.
Главным детектором мы называли диагностическую программу, которая работала вроде некоего компьютерного врача: беспрепятственно шаря по всей машине и проверяя программы одну за другой на прочность, не мешая работе всех остальных программ. Если при этом подключён и супервизор, то есть руководящая программа для всей системы в целом, то с его помощью можно вклиниться и внести изменения в любую из программ, которая покажется «больной», — и при этом никто ничего не заметит. Тор предупредил меня, что ему необходимо иметь в распоряжении эти две вещи, а там уж он сам разберётся, что к чему.
Мартинелли, бубня себе под нос что-то про жечшин на корабле, сдёрнул с ближайшего стеллажа какую-то ленту и вставил её в приёмное устройство, поддерживая плотный рулончик, пока тот не скрылся в недрах машины. Затем он открыл стеклянную дверь операторской, поднялся на консоль перед главным пультом и нажал несколько кнопок.
— Вы подключены, — сообщил он Тору и спустился обратно.
— У тебя найдётся для меня пара окурков? — спросила я Мартинелли, зная, какой он заядлый курильщик и как страдает от того, что не может дымить в строго контролируемой здешней атмосфере. — Пусть этот ма-лый отработает сам своё космическое-жалованье, ты не против? — предложила я, кивнув на Тора.
И мы с Мартинелли, прошли по пандусу к тесной комнате отдыха, находившейся за стеклянными дверями информационного центра. Краем глаза я заметила, что Тор уже взобрался на консоль и его ловкие пальцы вовсю бегают по клавиатуре. Я предпочла не думать о том, что случится, если произойдёт что-то непредвиденное и он совершит хотя бы малейший промах.
Я постаралась как можно дольше продержать Мартинелли в комнате отдыха, восторженно цепляясь к каждой фразе, произнесённой им по поводу успехов его команды курильщиков, выступавшей на соревнованиях в межбанковской лиге. Кофе из автомата, как; это ни странно, был хуже того, который он
