в его пользу, просто обязано, потому что сам он ни над чем не властен.
Нельзя показывать свою нервозность, когда она придет. Он должен держать себя в руках, быть хладнокровным.
А она уже здесь. Медленно идет, разглядывая вывески на домах, высматривая то место, где он назначил ей свидание. Приятная дрожь прошла через все тело. Она прекрасна. И она для него, художника. Боже, он теперь художник. Наконец-то — художник!
Когда Эйприл вошла в бар, Сет поднялся, чтобы поприветствовать ее. Его ошеломил исходивший от нее сладкий головокружительный аромат — мистические свойства духов осознаешь в полной мере, когда ими веет от белой шеи прелестной женщины. Ее высокие каблуки зацокали по деревянному полу так звучно, что бармен обернулся.
Она нарядилась специально для Сета. Оделась, чтобы доставить ему удовольствие, — в простое, но элегантное черное платье и длинное пальто из тонкой и дорогой с виду шерсти. Вырез платья был довольно глубокий и частично открывал взгляду белые полукружья груди. Вечерний макияж аккуратно наложен на поразительно красивое лицо. Черные волосы, отливавшие синевой, закручены в изящный узел. Сет успел разглядеть выше черных туфель на шпильках совершенно прозрачные, сияющие чулки.
— Здравствуйте, Сет. Рада вас видеть, — сказала она и подалась вперед, чтобы поцеловать его в обе щеки.
Когда она приблизилась, Сет короткий миг упивался запахом ее помады и ароматом кожи. Он сразу же позабыл, с чего собирался начать. В его глазах загорелось восхищение. Сет покачал головой, выдавил из себя улыбку и проговорил:
— Вот это да!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Эйприл рассмеялась, осознав, что ее усилия не пропали даром. Она несколько перестаралась с нарядом просто потому, что обед с Сетом должен был перерасти в вечер с Сетом. Придется потратить немало времени, чтобы он перестал смущаться и доверился ей. Пить она будет очень умеренно. Сегодняшний день посвящен Сету. Тому, что он скажет. Эйприл знала: ее попытки произвести впечатление на мужчин обычно имеют успех.
Живот сводило нервной судорогой, но она понадеялась, что первый же глоток вина, которое Сет кинулся заказывать в баре, успокоит ее. Ей было трудно сохранять спокойствие с тех пор, как она познакомилась с Сетом. Эйприл пыталась отвлечься, посвятив весь день встречам с агентами и бесцельному блужданию по магазинам после разговора с Майлзом, который снова отказался верить в некий заговор, который привел к исчезновению Феликса Хессена из собственной гостиной с последующим сожжением его работ. Выслушав уверения в том, что присутствие Хессена в Баррингтон-хаус ощущается до сих пор, и узнав о ее намерении встретиться с Сетом и расспросить его, Майлз совсем спал с лица от беспокойства и огорчения. Как она может верить в подобные глупости?
Однако Сет, в этом она не сомневалась, обнаружил в Баррингтон-хаус работы Феликса Хессена. Должно быть, Том Шейфер ошибся: какие-то картины уцелели и до сих пор находятся где-то в доме. Вероятно, в самой шестнадцатой квартире. И портье их нашел. Эйприл намеревается узнать, как именно. Это просто неслыханно: Майлз ошибается, а «Друзья Феликса Хессена» правы!
В работах Сета безошибочно угадывался стиль и тематика Хессена, в них сквозит намек на истинное наследие Феликса Хессена как художника. Сет был очень способным. Он сумел сымитировать то, что, должно быть, увидел в подлинной картине — масляном полотне, которое подняло ужас, заключавшийся в рисунках Хессена, на новый уровень. Майлз поверит ей, когда увидит работы Сета и подтвердит их сходство с творчеством Хессена.
И если она проявит должную осторожность, то, наверное, сумеет показать Майлзу невероятное: уцелевший оригинал. Нечто, обнаруженное в старом доме этим странноватым, одиноким ночным портье. Или переданное ему призраком Хессена. Однако то, что направляло руку молодого художника, вероятно, заставило его сыграть какую-то роль в убийстве самых старых жильцов. Эйприл признавала, что долговязый и погруженный в себя человек плохо ассоциируется с насилием, но кто-то же помог Хессену вернуться в дом. Кто-то был связан с не поддающимся осмыслению, но красноречивым злом, которое полвека обитает в Баррингтон-хаус. Теперь, когда Стивен начал ее избегать, подозреваемым номер один становится Сет. Он как-то замешан во всем этом, вчера вечером он сам себя выдал. Но как именно и почему, Эйприл даже не представляла, а чтобы двигаться дальше, требовалось кое-что понадежнее предположений и догадок. Здесь Майлз прав.
Сет вернулся от стойки бара с большим бокалом белого вина Эйприл сделала над собой усилие, чтобы сейчас же не засыпать его вопросами, напомнив себе, что надо соблюдать осторожность, если хочет добыть необходимую информацию. Точно так же, как она поступала в случае с Бетти Рот и Шейферами. Нужно задобрить собеседника. Рассказывая ей свою историю, старики ничего не выигрывали, зато, рассказав, многое потеряли. Во всяком случае, так кажется. Начинать разговор Эйприл предоставила Сету.
— Так расскажите же мне о Феликсе Хессене, — проговорил он, нервно прихлебывая пиво.
— Я, конечно, не специалист, однако, судя по тем вашим работам, какие мне удалось увидеть, вы можете поведать мне гораздо больше, чем я вам. Во всяком случае, о том, что касается стиля.
Сет смотрел на свои руки, мусолившие над столом папиросную бумагу. Она снова заставляет его нервничать. Эйприл сменила тему:
— Можете взять эту книгу. Я знакома с ее автором, Майлзом Батлером. Это единственная опубликованная работа о Феликсе Хессене. — Эйприл вынула из сумочки сочинение Майлза и протянула через стол. — Я уверена, на искусствоведа ваши работы тоже произвели бы неизгладимое впечатление. Он работает в галерее Тейт.
Сет залился румянцем и коротко кивнул, затем вцепился в книгу и положил себе на колено.
— Вы так тепло отзываетесь о моих рисунках. До сих пор меня не особенно поддерживали. — Сет нервно рассмеялся. — Но все меняется. Я тружусь над весьма амбициозным проектом. У себя дома, прямо в комнате. Точнее сказать, в студии.
Глаза у него внезапно загорелись таким ярким огоньком, что Эйприл вздрогнула.
— Возможно, я мог бы показать свою работу этому вашему знакомому, прежде чем переносить на холст.
Эйприл медленно скрестила и вытянула ноги так, чтобы ему их было видно. После чего принялась расспрашивать Сета о нем самом: где родился, где учился, о семье, — из-за последнего вопроса Сет сейчас же снова смутился и ушел в себя. Казалось, собственное прошлое не имело для него никакого значения. Его, похоже, не занимало ничто, кроме последней работы, о которой он говорил с большой охотой, но как-то неопределенно. Или же, как подозревала Эйприл, был не в силах описать словами, что же он пытается породить.
Вернувшись к столу с третьей порцией напитков (Эйприл перешла на колу после первого бокала), Сет, кажется, сделался более откровенным.
— Эйприл, я уже даже не пытаюсь анализировать то, что получается. Это ни к чему не ведет. Но мне кажется, будто я напрямую связан с чем-то в самой глубине моего сознания. И оно имеет некое отношение к понятию запредельного. И вероятно, к тому, что наступает потом. Ну, вы понимаете, после этой жизни. Однако выразить это возможно только через образы. Тут не найдется подходящих слов. Я не могу объяснить.
Эйприл внимательно наблюдала за тем, как взгляд Сета быстро переходит с предмета на предмет, как молодой человек непрерывно курит и ерзает на стуле, но ей не казалось, будто бы он пытается нагнать тумана, чтобы набить цену своей работе. Причина была в чем-то ином. Она понимала, что Сет сильно встревожен, вероятно даже испытывает страх перед тем, что творит, несмотря на свое горячее желание продолжать.
Сет постоянно говорил о Лондоне, о его жителях и не мог найти добрых слов ни для первого, ни для второго.
