Горький мед

отобедать с самой красивой среди дочерей местных владельцев замков. — Фредрик желал быть по- французски галантным, однако, вынужден был признаться себе, что эта роль ему не вполне удается.

Подошел метрдотель, проводил их к заказанному Фредриком столу в глубине зала. Фредрик сел спиной к стене, чтобы видеть все и всех.

Женевьева выглядела замечательно. Она явно была в хорошем настроении и охотно поддерживала разговор, поглядывая на него большими карими глазами. Он тоже был в ударе и выдал несколько остроумных реплик. Женевьева смеялась от души, но затем посерьезнела.

— Ты бы видел лицо Марселя, когда я сказала ему, что буду обедать в ресторане «Плезанс» с одним норвежцем. У него глаза на лоб полезли. А как разозлился!

— Разозлился? — Фредрик отложил вилку.

— Он пришел в ярость, сказал, что я дура, последняя дура. — Она приставила к виску указательный палец.

— Дура? — Фредрик откинулся на спинку стула.

— Вот именно. Потом влепил мне пощечину и ушел. Пьяный был, конечно.

— Пьяный? — Фредрик задумался, потом спросил: — Когда это было?

— Вчера, около трех, когда я шла в аптеку. Ты чем-то озабочен? Ничего страшного. — Она положила себе на тарелку немного утиного паштета.

— Ты давно знакома с Марселем Оливе? — справился он.

— Зачем тебе это? Торопишься сразу все обо мне узнать? Ладно… Мы с ним знакомы почти год. Но вначале он был совсем другой. — Она вздохнула.

— Начал пить? — осторожно произнес Фредрик.

— Да, несколько месяцев назад. Пьянствует… И придумывает всякие поводы, чтобы не встречаться со мной. Я знаю — у него другая девушка. Но пить-то зачем?

— Вот именно, — сказал Фредрик, беря вилку.

— В двух случаях у него есть алиби. — Говоря это, Женевьева отвела глаза в сторону.

Они переменили тему.

Зал был почти полон. Фредрик приметил две немецкие супружеские пары, группу хорошо одетых французов — вероятно, парижан, приехавших закупать вино, двух американцев. В дальнем конце зала сидели за столиками пожилые супружеские пары, но ему не было слышно, на каком языке они говорят.

— Почему у тебя на лице столько ссадин? Я ведь вижу, что ты пытаешься замазать их кремом и пудрой. Обморозился в холодной Норвегии?

— Ничего подобного. — Фредрик изобразил непринужденный смех. — Я потерял тропу по дороге в Шато Шеваль Блан и провалился в яму. Поцарапал ветками лицо. Так бывает, когда не знаешь местность.

— Потерял тропу? Невозможно. Она хорошо натоптана, и там есть указатель. Я сама ходила там много раз. — Женевьева покачала головой.

— В самом деле, чудеса, — пробормотал он, опустив глаза в тарелку.

Фредрик давно дешифровал Женевьеву Бриссо. Несложная шарада. Честная и откровенная девушка, никаких скрытых мотивов, ничего загадочного, чистые тонкие черты лица не таят никакого зла. Ему вдруг захотелось открыться ей, рассказать о пережитых в последние дни злоключениях, но он вовремя спохватился. Незачем впутывать ее в свои дела.

— Женевьева, — вырвалось у него, — почему ты согласилась пообедать со мной? Почему захотела встретиться? Некий иностранец, случайный знакомый, — а у такой красивой девушки, наверно, тысячи поклонников?

Сказал и смутился. Миа Мунк…

Она помолчала, глядя на него. Потом заговорила:

— Мне двадцать семь лет, мсье. Думаю, я научилась разбираться в людях. В мужчинах. Глаза — они выдают большинство. Может быть, не столько выдают, сколько говорят о слабости и силе. О доброте и жестокости. Я вижу твои глаза — хорошие, добрые. Они располагают к знакомству. — Она смущенно усмехнулась, но продолжала: — Кроме того, у тебя есть чувство юмора, и ты очень милый.

Милый? Она сказала «милый»? Неплохо, Фредрик.

Он ощутил в кармане тепло звездного кристалла. Интересно, в какой цвет кристалл окрасится, если поглядеть через него на Женевьеву? Мысль дерзкая до неприличия… Гладкие грани обожгли ему пальцы, и он выдернул руку из кармана.

— Твое здоровье, Женевьева, — улыбнулся он, поднимая бокал.

— Будь здоров, Фредрик. — Она тоже улыбнулась.

Несколько минут они ели молча.

— Сегодня в мой номер залетела большая оса. Чуть не ужалила меня.

Она перестала жевать.

— Большая оса? Они опасные, очень опасные.

— Ты что-нибудь знаешь про них?

— Еще бы. Vespa crabro. С ними прямо напасть. Они строят гнезда на виноградниках. В прошлом году был ужален один парнишка, которого я знаю. Еле удалось его выходить. Многие умирают от яда этих ос, да-да! Тебе повезло, Фредрик, что она тебя не ужалила! — Женевьева явно была встревожена.

Значит, шершни здесь не диковинка, водятся на виноградниках.

В зал вошли еще четыре посетителя и заняли столик по соседству. Фредрик сразу узнал одного: Найджел Мерло. Остальных он видел впервые. Мсье Мерло кивком приветствовал Фредрика. Кажется, в его беглой улыбке была тень нервозности? Он переговаривался со своими спутниками на английском с американским акцентом. Стало быть, остальные трое — американцы. Двое из них с любопытством посмотрели на Фредрика и Женевьеву, что-то тихо говоря.

Фредрик тотчас насторожился.

Наклонясь над столом, он обратился к девушке:

— Не оборачивайся сейчас, потом, незаметно, я хотел бы знать, кто эти четверо, которые заняли стол позади тебя, слева.

Немного погодя Женевьева как бы случайно оглянулась, затем, продолжая есть, сказала:

— Один из них — мсье Мерло. Он занимается бизнесом — всякие диковинные дела. Совладелец маленького ресторана на улице Кадан. Два других — американцы. Они часто бывают в Сент-Эмильоне. Кажется, хотят перевести кооператив «Кав Руж» в разряд замков «Гран Крю Клас». Четвертого я вижу впервые. А что?

— Несколько дней назад мсье Мерло массировал мне голову. Он френолог.

Объяснив Женевьеве, что такое френология, Фредрик продолжал:

— Во всяком случае, так он сам говорил. Но я сомневаюсь.

Женевьева наморщила лоб и покачала головой. Внимательно посмотрела на Фредрика.

— Ты задаешь столько вопросов. И у тебя иногда такое серьезное лицо. Ты приехал сюда только покупать вино?

— Конечно. Честное слово. Только покупать вино. Но я довольно любопытен. Особенно… — Он не договорил.

— Особенно теперь, из-за всех этих ужасов, которые происходят здесь в Сент-Эмильоне, — сказала она за него.

Фредрик кивнул.

— И что ты думаешь? — тихо спросил он.

— Не знаю. Может быть, то же, что все остальные. Что среди нас появился какой-то психопат.

— Тебе страшно?

— Всем страшно. — Она опустила взгляд. — Но мы не говорим об этом. Мы ждем и надеемся, что полиция скоро разберется.

— Женевьева, — заговорил он медленно, с ударением на каждом слоге. — Это никакой не психопат. Мотивы совсем другие и куда более сложные.

Она застыла, не донеся до рта бокал с вином.