Ничего странного — в столице Египта живут от четырнадцати до шестнадцати миллионов человек. Большинство из них нищие. У многих нет семьи. Только в авариях гибнут каждый день сотни человек.
Третья лестница. Последний круг ада. Второй зал направо. Над входом выведена буква «D». Он глубоко вдохнул и ринулся в зал.
Ряды каменных столов. Он заставлял себя смотреть на номера. Большие ступни, маленькие ступни. Стертые, ухоженные, раздавленные, попорченные грибком. Ступни с запекшейся кровью. Торчащие раздробленные кости.
Фредрик содрогнулся и схватился за живот. Ему показалось, что одна из простыней зашевелилась. Он стиснул зубы и продолжил поиски.
42, 44, 48. Скоро.
Цель близка.
Тишина, лишь тихонько гудят морозильные установки. От холода его потная рубашка заледенела.
52, 54.
Он остановился. Здесь. Смотри же.
Синеватая ступня. С потолка капало, и одна из капель упала Фредрику на лоб. Он вздрогнул.
«Спокойно, Фредрик, спокойно. Не раскисай». Он собрался с силами и постарался отстраниться от всего происходящего. Он просто взглянет на тело и все. Какому-то бедняге не повезло, но какое он имеет отношение к Фредрику? Никакого. Скоро кошмар окончиться, он выйдет на улицу, на волю, под лучи жаркого солнца.
Ступня. Левая ступня. Он вплотную подошел к столу и принялся изучать ногу. Пальцы. Ногти красивой формы, как и у него…
Сердце бешено заколотилось.
Правая нога прикрыта простыней. Ноготь на мизинце правой ноги у Фредрика почти не был виден, зарос.
Он взялся за край зеленой простыни. Осторожно приподнял и посмотрел на правую ногу. Тут же отпрянул и поторопился прикрыть тело.
Его собственный мизинец.
В отчаянии он одним движением сдернул простыню на пол, отшатнулся и повалился на стол в соседнем ряду, оперся локтем обо что-то мягкое, восстановил равновесие и услышал шипение трупа, на который он только что облокотился.
Сдернул парик, чужие волосы мешали ему. Они так наэлектризовались, что у Фредрика из глаз сыпались синие искры.
Прошла целая вечность. Ни в коем случае не смотри в лицо этого трупа. Смотри на цементный пол.
Он комкал парик. Затем медленно выпрямился, взял себя в руки, и стараясь как-нибудь случайно не увидеть лица трупа, поднял простыню.
Руки тряслись. Сам он дрожал, как в лихорадке, но собрав остатки воли, осмотрел синеватое тело. Шрам над правым коленом, оставшийся после укуса собаки в детстве. След ожога на бедре. Три родимых пятнышка у пупка. Шрам от аппендицита. Волосы на груди. Родимое пятно рядом с левым соском.
Плюс свежий разрез на груди. Аутопсия. Судебно-медицинская экспертиза.
Руки неожиданно перестали дрожать, и он спокойно расправил простыню. Аккуратно загнул ее край, чтобы был виден прикрученный к ступне номер. Как было до его прихода. Он разгладил все складки, поглаживая застывшее тело: зато его руки были теплыми! Он жив! Он провел пальцем по ступне, пощекотал ее, подержался за пальцы, когда-то они были такими мягкими и послушными, он не мог оторваться, не мог повернуться и уйти, он должен попытаться передать чуточку своего тепла холодной ступне, несчастная его нога, ледяная, застывшая. Может, она опять оживет? Он ничего не видел сквозь какую-то влагу, вдруг набежавшую на глаза, он сглотнул, но слезы все текли и текли по щекам, он никак не мог остановить их, и все крепче и крепче сжимал ступню, пока, наконец, не оторвался от холодного тела и не бросился вон из зала.
Он ничего не видел и с трудом пробирался между столами, между зелеными свертками, мимо ужасных чужих ступней, прочь из зала, в коридор и вверх по лестницам, наталкиваясь на стены. Парик где-то потерялся. Наконец Фредрик в очередной раз стукнулся лбом о стену, застонал, забился и осел на пол.
Кругом темнота и вода; он тонул. Все глубже и глубже. Прохладно. Хорошо. Он будет лежать и ничего не почувствует. Потом остынет. Навсегда. Закостенеет и заледенеет. Никогда больше не сможет двигаться. Прекрасно.
Тут он почувствовал, как его встряхнули, приподняли и прислонили к стене. Он сморгнул и постарался рассмотреть, что происходит. Какой-то мужчина. В белом халате и резиновых перчатках. В свободной руке держит парик Фредрика.
— Самое ужасное позади. Я знаю, вам нелегко.
Человек в белом халате нахлобучил ему голову парик и тут же нырнул в соседний зал. Фредрик открыл рот и попытался кричать, но напрасно — он не мог издать ни звука.
От холода у него зуб на зуб не попадал. Медленно он приходил в себя: слова старого египтянина успокаивали. Уверенный голос.
Все будет хорошо.
Угу.
Он слышал это. Если бы еще этот таинственный друг потрудился рассказать
Пора отсюда выбираться, если только он не хочет получить воспаление легких. Высвободиться из пут безразличия и апатии. Неужели это говорилось о нем? О Фредрике Дрюме? Чтобы он поклонялся богине печали? Да ни за что!
Он, кажется, свихнулся.
Фредрик поправил парик, выпрямился и заорал во весь голос.
Эхо торжественной клятвы все еще гуляло по пустынным залам, когда он решительно затопал вверх по лестнице. Заработать воспаление легких не хотелось.
