Командир и штурман

их.

– Все в порядке? Вам удалось?.. – спросил Джек Обри пять минут спустя.

– Мы не всегда можем изменить человеческую натуру, – произнес Стивен с удовлетворением, – но, по крайней мере, можем дать этой натуре рвотное. Так я считаю. О чем вы говорили, сэр?

– О том, что Диллон называл коммерческой сделкой, – отвечал Джек. – Коммерческой. Вот почему я счастлив оттого, что нынче ночью устрою эту вылазку. Хотя инструкцией мне запрещено захватывать такие суда, я подожду, когда пакетбот приблизится ко мне, и тогда ничто не помешает мне сжечь их. Времени я не потеряю, и даже самый придирчивый господин сможет заявить, что я осуществил самую некоммерческую операцию, какую только можно себе придумать. Конечно, сейчас слишком поздно – такие вещи всегда происходят слишком поздно, – но операция эта доставит мне огромное удовольствие. Как бы был доволен ею Джеймс Диллон! Это именно в его вкусе! Помните, как он обошелся с судами в Паламосе? И в Палафругеле?

Зашла луна. Небо было усыпано звездами; вскоре Плеяды оказались прямо над головой моряков. Такое небо бывает в середине зимы (хотя было тепло и безветренно). Баркас, катер и «шестерка» подошли к борту, и в них стали прыгать участники десантной вылазки. Матросы надели синие куртки и белые повязки на рукава. Они находились в пяти милях от жертвы, но все переговаривались только шепотом, послышалось лишь несколько сдавленных смешков да позвякивание клинков. После того как десант отошел от шлюпа, гребя обмотанными тряпьем веслами, он так быстро слился с темнотой, что спустя десять минут, несмотря на все усилия, Стивен уже не мог разглядеть ни одной шлюпки.

– Вы их видите? – спросил боцман, хромавший после ранения и теперь оставленный за старшего.

– С трудом различаю командира, который при свете затемненного фонаря смотрит на компас, – отвечал Уотт. – Чуть в сторону кормы от катбалки.

– Возьмите мою ночную подзорную трубу, сэр, – предложил Люкок, единственный мичман, оставшийся на шлюпе.

– Хотелось бы, чтобы поскорее все закончилось, – признался Стивен.

– Мне тоже, доктор, – отозвался боцман. – Как бы я хотел оказаться рядом с ними. Тем, кто остался здесь, приходится много хуже. Эти парни все вместе, им весело, и время мчится, как на карусели. А мы остались одни – нас единицы, и мы мало на что годимся, и нам остается только ждать и смотреть, как в часах пересыпается песок. Пройдет целая вечность, прежде чем они вернутся, вот увидите, сэр.

Часы, дни, недели, годы, века. Однажды высоко над их головами послышался зловещий шум: это фламинго летели к Map Менор или, быть может, к болотам Гвадалквивира. Но большей частью царила бесформенная темнота, по сути, отрицавшая существование времени.

Вспышки и трескотня мушкетных выстрелов раздались не с той стороны, куда Стивен направил свой взгляд, а гораздо правее. Неужели шлюпки заблудились? Столкнулись с сопротивлением? Может, он не туда смотрит?

– Мистер Уотт, – сказал он. – Там ли они, где следует?

– Никак нет, сэр, – успокаивающим тоном отвечал боцман. – Если я хоть в чем-то разбираюсь, то мне кажется, что капитан нарочно путает следы.

По – прежнему слышался треск выстрелов, а в промежутках между ними были с трудом различимы какие-то восклицания. Затем слева возникла яркая багровая вспышка, затем вторая и третья, тотчас превратившаяся в огромное зарево. Языки пламени поднимались все выше и выше – возник огненный столб: горело судно, груженное оливковым маслом.

– Господи помилуй! – пробормотал боцман в благоговейном страхе.

– Аминь! – отозвался один из матросов, молча наблюдавших за происходящим.

Пламя разгоралось, моряки «Софи» увидели другие пожары и бледный дым, окутавший их; увидели всю бухту, деревню; катер и баркас, гребущие от берега, и «шестерку», идущую к ним наперерез; четкие очертания озаренных пламенем бурых холмов.

Вначале столб огня был стройный как кипарис; однако четверть часа спустя вершина его стала наклоняться в южном направлении, в сторону деревни и холмов, а облако дыма, освещенное снизу, вытянулось пеленой. Стало еще светлей, и Стивен заметил, как со стороны шлюпа и суши к огню устремились чайки. «Огонь будет привлекать все живые существа, – с тревогой размышлял Стивен. – Каково-то будет поведение летучих мышей?»

Вскоре верхние две трети столба сильно наклонились в сторону, и «Софи» стало швырять как щепку, а об ее левый борт принялись биться волны.

Очнувшись от столбняка, Уотт начал отдавать необходимые распоряжения и, вернувшись к поручням, проговорил:

– Если ветер будет продолжаться, им нелегко будет выгрести против волны.

– А нельзя ли нам выйти им навстречу? – поинтересовался Стивен.

– Нет, ветер повернул на три румба, к тому же на большом расстоянии от мыса в море выдаются отмели. Так что никак нельзя, сэр.

Над самой поверхностью воды пронеслась еще одна стая чаек.

– Огонь привлекает живые существа за много миль, – проговорил Стивен Мэтьюрин.

– Не беспокойтесь, сэр, – отозвался боцман. – Через час – другой рассветет, и тогда они не будут на него обращать никакого внимания.

– Пламя освещает все небо, – продолжал Стивен. Пламя это осветило и палубу восьмидесятипушечного французского линейного корабля – красавца «Формидабль» под командованием капитана Лялонда, шедшего под вымпелом контр – адмирала Линуа. Судно находилось милях в шести – семи от берега и шло из Тулона в Кадис; впереди него в кильватер шли остальные суда эскадры: восьмидесятипушечный «Эндомтабль» под командованием капитана Монкузю; семидесятичетырехпушечный «Дезэ» под командованием капитана Кристи – Пальера (великолепного моряка) и тридцативосьмипушечный фрегат «Мюирон», до недавнего времени принадлежавший Венецианской республике.