мористее. «Цезарь», «Ганнибал» и «Спенсер» старались изо всех сил преодолеть участки затишья и воспользоваться порывами бриза от вест-норд-веста. Французские суда вели непрерывный огонь. Все это время где-то на заднем плане, от Торре дель Амиранте на севере до Зеленого острова на юге, грохотали испанские батареи, в то время как крупные испанские канонерки, незаменимые при отсутствии ветра, благодаря их мобильности и превосходному знанию рифов и сильных течений, меняющих свое направление, обстреливали продольным огнем ставшие на якорь неприятельские суда.
Со стороны суши волнами накатывал дым, то здесь, то там поднимаясь ввысь, зачастую закрывая Гибралтар до самого края бухты и три корабля в море. Наконец задул более устойчивый бриз, и над клубами дыма появились бом – брамсели и брамсели «Цезаря». На мачте был поднят флаг адмирала Сомареса и сигнал: «Стать на якорь для взаимной огневой поддержки». Джек увидел, как флагман прошел мимо «Одейшеса» и, находясь на дальности слышимости голоса, повернулся бортом к «Дезэ». Вокруг адмиральского корабля возникло облако, скрывшее все вокруг. Из мглы вырвалось похожее на молнию пламя – ядром, пролетевшим на уровне головы, скосило шеренгу морских пехотинцев, стоявших на корме «Дезэ». Весь корпус могучего французского корабля содрогнулся от удара: по меньшей мере половина выпущенных ядер попали в цель.
«Тут не место для пленника», – подумал Джек Обри и, с чувством глубокой благодарности посмотрев на капитана Пальера, поспешил вниз, на квартердечную палубу. Там он увидел Бабингтона и юного Риккетса, с растерянным видом стоявших со скрещенными на груди руками, и крикнул им:
– Оба вниз! Нечего изображать из себя древних римлян. Хорошо же вы будете выглядеть, разорванные пополам нашими собственными цепными ядрами.
И действительно, над морем с воем и визгом летели ядра, соединенные цепями. Он заставил их укрыться в бухтах тросов, а сам направился в офицерский гальюн – не самое безопасное место на корабле, но постороннему наблюдателю трудно было найти себе место в твиндеках воюющего корабля, а ему страшно хотелось проследить за ходом сражения.
Пройдя вдоль строя французских судов, повернувшихся на север, «Ганнибал» стал на якорь чуть впереди «Цезаря» и досаждал своим огнем «Формидаблю» и батарее в Сантъяго. «Формидабль» почти перестал отстреливаться, что было весьма кстати, поскольку по какой-то причине «Помпея» развернуло течением: возможно, его шпринг был перебит, и кораблю грозила лобовая атака бортовым залпом «Формидабля», поэтому теперь «Помпеи» мог только обстреливать береговые батареи и канонерки орудиями правого борта. «Спенсер» по-прежнему находился в дальней части бухты, и все – таки пять английских линейных кораблей противостояли трем французским. Все складывалось удачно для англичан, несмотря на действия испанской артиллерии. А теперь в пробеле в облаке дыма, проделанном вест-норд-вестовым бризом, Джек увидел, как «Ганнибал» перерубил якорный канат и, подняв паруса, направился в сторону Гибралтара и, как только набрал ход, стал лавировать. После этого, приблизившись к берегу, он прошел между сушей и носом корабля французского адмирала и обстрелял его продольным огнем. «Совсем как в битве на Ниле», – подумал Джек, и в этот момент «Ганнибал» плотно сел на мель, оказавшись под огнем тяжелых орудий, установленных на Торре дель Альмиранте. Облако дыма сомкнулось вновь, и, когда оно снова рассеялось, Джек увидел шлюпки, снующие между другими английскими кораблями и заводящие якорь. «Ганнибал» ожесточенно обстреливал три береговые батареи, канонерские лодки, а носовыми орудиями левого борта и погонными пушками бил по «Формидаблю». Джек так крепко сцепил руки, что стоило немалого труда разъять их. Положение еще не было отчаянным, но уже из рук вон плохим. Западный ветер стих, и теперь задувший с норд-оста бриз стал разгонять плотное облако порохового дыма. Перерубив якорный канат и обойдя вокруг «Венерабля» и «Одейшеса», «Цезарь» принялся бомбардировать «Эндомтабль», находившийся за кормой «Дезэ», обрушив на него самый ожесточенный огонь, какой только довелось видеть Джеку Обри. Капитан «Софи» не смог прочитать семафор, но был уверен, что поднятый сигнал означал: «обрубить канат и сделать поворот через фордевинд», а также «вступить в более тесное соприкосновение с неприятелем». На мачте французского флагмана был также поднят семафор: «рубить канат и выброситься на мель», поскольку теперь, при ветре, который позволит англичанам приблизиться к французским судам, лучше рискнуть аварией, чем допустить полный разгром. Кроме того, его сигнал было легче выполнить, чем распоряжение сэра Джеймса, поскольку, после того как английские суда заштилели, французы могли воспользоваться бризом. Кроме того, французы завели верпы с помощью десятков шлюпок, подошедших с берега.
Джек слышал распоряжения французских офицеров, топот ног, видел, как бухта наполнилась дымом; перед глазами у него закружились плавающие обломки, «Дезэ» совершил поворот через фордевинд и выбросился на берег. Корабль с грохотом налетел на риф напротив города так, что Джек утратил равновесие. «Эндомтабль», потерявший форстеньгу, уже выбросился на берег Зеленого острова или где-то поблизости от него. Оттуда, где он находился, Джек не видел французского флагманского корабля, но был уверен, что тот тоже выбросился на берег.
Но неожиданно все пошло наперекосяк. Английские суда не смогли подойти к берегу, чтобы захватить в плен оказавшихся на мели французских моряков, сжечь или уничтожить их корабли, не говоря уже об их буксировке. Дело не только в том, что бриз стих окончательно, в результате чего «Цезарь», «Одейшес» и «Венерабл» не смогли управляться, но и в том, что почти все уцелевшие в эскадре шлюпки были заняты буксировкой поврежденного «Помпея» к Гибралтару. Испанские батареи уже стреляли раскаленными докрасна ядрами, а теперь еще и сотни превосходных артиллеристов с французских кораблей высаживались на берег. Через несколько минут частота и точность огня береговых орудий невероятно усилились. Даже бедный «Спенсер», который так и не смог приблизиться к берегу, жестоко страдал от огня береговой артиллерии, находясь в бухте. «Венерабл» лишился бизань – стеньги, а шкафут «Цезаря» был, похоже, охвачен огнем. Джек Обри не мог выдержать этого зрелища; выбравшись на палубу, он успел убедиться, что, воспользовавшись бризом, задувшим с берега, английская эскадра легла на правый галс, взяв курс на Гибралтар, бросив на произвол судьбы лишившийся мачт, беспомощный «Ганнибал», обстреливаемый орудиями батареи на Торре дель Альмиранте. Он продолжал вести огонь, но долго так не могло продолжаться – его последняя мачта рухнула, и вскоре корабль спустил трепещущий флаг.
– Хлопотное выдалось утро, капитан Обри, – заметив его, произнес капитан Пальер.
– Да, сэр, – отозвался Джек Обри. – Надеюсь, что мы потеряли не слишком много своих друзей. – Квартердек «Дезэ» местами имел ужасающий вид. Из-под обломков кормового трапа к шпигату тек ручей крови. Коечная сетка была разорвана в клочья. Позади грот-мачты валялись сброшенные с лафетов пушки; под тяжестью упавших снастей провисла сетка для защиты от обломков, установленная над шканцами, при малейшем волнении от нее остались бы одни клочья.
– Много, гораздо больше, чем я мог предполагать, – отвечал французский капитан. – Но «Формидабль» и «Эндомтабль» пострадали больше, капитаны обоих судов убиты. Но что это там делают на захваченном судне?
На «Ганнибале» снова поднимали флаг. Не французский, а британский, перевернутый «вверх ногами».
– Очевидно, забыли захватить с собой триколор, когда отправились на борт английского корабля, – предположил капитан Пальер, после чего принялся отдавать распоряжения для снятия своего корабля с рифа.
