Спустя некоторое время он вернулся к разбитому кормовому ограждению и принялся наблюдать за тем, как целая флотилия шлюпок, изо всех сил налегая на весла, шла со стороны Гибралтара и шлюпа «Калп» к «Ганнибалу».
– Неужели они намерены отбить «Ганнибал», как вы полагаете? Что они намереваются предпринять?
Джеку Обри это было хорошо известно. В британском королевском флоте перевернутый флаг означает сигнал бедствия: моряки на «Калпе» и в Гибралтаре, увидев его, решили, что «Ганнибал» снова на плаву и просит, чтобы его отбуксировали к своим. Все наличные шлюпки были заполнены свободными людьми – не прикрепленными к судам моряками и, самое главное, умелыми мастерами судового ремонта.
– Думаю, что да, – отвечал Обри со всем прямодушием такому же прямодушному моряку. – Наверняка именно это они намерены предпринять. Но, конечно, если вы выстрелите перед носом первого катера, они повернут обратно. Ведь они вообразили, что стычка закончена.
– Ах вот в чем дело, – произнес капитан Пальер. В этот момент заскрипело восемнадцатифунтовое орудие, направив дуло на ближайшую шлюпку. – Но послушайте, – продолжал француз, положив руку на запальное отверстие и улыбнувшись Джеку, – пожалуй, лучше будет не стрелять. – Он отменил приказ открыть огонь, и шлюпки одна за другой достигли «Ганнибала», где ожидавшие их французы отправили экипажи шлюпок в трюм. – Пустяки, – сказал Пальер, похлопав Джека по плечу. – От адмирала получен семафор: «Ступайте со мной на берег, и мы постараемся найти подходящие помещения для вас и ваших людей, где вы можете находиться до тех пор, пока мы не сумеем сняться с мели и произвести ремонт».
В доме, отведенном для жилья офицерам «Софи», расположенном на задворках Альхесираса, имелась огромная терраса, с которой открывался вид на бухту, в левой части которой находился Гибралтар, в правой – мыс Кабрита и впереди – смутные очертания африканского материка. Первым, кого Джек увидел на ней, был командир «Ганнибала» капитан Феррис, стоявший сложив руки за спиной и смотревший на свой корабль, лишившийся мачт. Джек служил вместе с ним во время двух плаваний и всего лишь год назад обедал с ним в одной кают-компании. Капитан первого ранга стал не похож на себя: казалось, он страшно постарел и будто ссохся. Хотя они вновь и вновь обсуждали баталию, вспоминая по горячим следам различные маневры, неудачи и несостоявшиеся планы, он говорил медленно, как-то неуверенно, словно то, что произошло, случилось не с ним или было кошмарным сном.
– Так вы находились на борту «Дезэ», Обри, – помолчав, произнес Феррис. – Здорово ему досталось?
– Не очень, не настолько, чтобы выйти из строя, сэр, насколько я смог судить. Пробоин ниже ватерлинии немного, и ни одна из нижних мачт не была значительно повреждена. Если корабль не поставят в док, то его приведут в порядок очень скоро: на нем необычайно толковые моряки-как нижние чины, так и офицеры.
– И велики ли их потери, как вы полагаете?
– Уверен, они значительные. Но вот мой судовой врач – он знает об этом лучше меня. Позвольте представить вам доктора Мэтьюрина. Это капитан Феррис. Боже мой, Стивен! – воскликнул Джек Обри, отпрянув от него. Он привык ко всему, но ничего подобного еще не видел. Казалось, будто Стивен только что вышел из бойни. Рукава, вся передняя часть сюртука до самого воротника были насквозь пропитаны кровью. То же можно было сказать и о его панталонах и белье, окрасившихся в красно – бурый цвет.
– Прошу прощения, – произнес доктор. – Мне следовало бы переодеться, но мой рундук, похоже, разбит вдребезги.
– Я дам вам рубашку и брюки, – сказал капитан Феррис. – У нас с вами один размер.
Стивен поклонился.
– Помогали французским врачам? – спросил его Джек.
– Совершенно верно.
– Работы было много? – поинтересовался капитан Феррис.
– Около сотни убитых и сотня раненых, – отвечал Стивен.
– А у нас семьдесят пять и пятьдесят два, – сообщил Феррис.
– Вы принадлежите к экипажу «Ганнибала», сэр? – спросил Стивен.
– Принадлежал, сэр, – сказал капитан Феррис. – Я спустил флаг перед неприятелем, – сказал он, как бы удивляясь своим словам, – было видно, что его душат слезы.
– Капитан Феррис, – обратился к нему Стивен, – скажите, пожалуйста, сколько помощников у вашего корабельного врача? И все ли у них имеются инструменты? Как только перекушу, я отправлюсь в монастырь, чтобы взглянуть на ваших раненых. У меня имеется два или три набора.
– У нашего врача два помощника, сэр, – отвечал Феррис. – Что касается инструментов, то ничего не могу сказать. Вы очень добры, сэр, вы поистине поступаете по-христиански. Позвольте мне предложить вам свою сорочку и панталоны. Вам, должно быть, чертовски неудобно в такой одежде.
Офицер принес тюк чистой одежды, завязанной в ночной халат, и предложил доктору оперировать в халате, как это происходило после первого июня, когда также наблюдалась нехватка чистого белья[59]. Во время их странной, скудной трапезы, принесенной наблюдавшими за ними сердобольными послушницами, в присутствии часовых в красных с желтым мундирах, карауливших у дверей, он произнес:
– После того как вы осмотрите моих бедных парней, доктор Мэтьюрин, и у вас появится такое желание, то не сможете ли вы совершить акт милосердия и попотчевать меня чем – нибудь вроде макового отвара или настойки из корня мандрагоры? Должен признаться, сегодня я необычайно расстроен, и мне не мешало-как бы это сказать? – связать расстроенные чувства, что ли? Ко всему, поскольку через несколько дней нас, вероятно, обменяют, мне еще предстоит трибунал.
– Что касается этого, сэр, – воскликнул Джек, откинувшись на спинку стула, – вам не стоит переживать. Тут дело яснее ясного…
– Не будьте так уверены, молодой человек, – отозвался капитан Феррис. – Любой трибунал – вещь опасная, правы вы или виноваты; с правосудием он часто не имеет ничего общего. Вспомните беднягу Винсента, командира «Веймута», вспомните Байинга, которых расстреляли за принятие ошибочного решения и непопулярность у черни. Представьте себе состояние чувств в Гибралтаре и в метрополии: от шести
