лейтенант, заставляя хнычущего Бабингтона и горстку находившихся у него в подчинении марсовых в третий раз ставить левый марса – лисель. Правда, шлюп шел с довольно высокой для него скоростью; но Джеку Обри было жаль так изматывать матросов, чтобы только угодить начальству. Однако служба есть служба, и он, разумеется, не должен вмешиваться в распоряжения лейтенанта. Он думал о многом, в том числе и о Стивене. Было чистейшим безумием со стороны доктора ошиваться на вражеском берегу. Кроме того, Джек был крайне недоволен тем, как сам вел себя на борту «Сан – Фиоренцо». Он позволил умалить свое достоинство, вместо того чтобы твердо отстаивать его. Но он был связан по рукам и ногам переданными ему инструкциями и Дисциплинарным уставом. Кроме того, существовала проблема мичманов. Шлюпу нужны были по крайней мере еще два мичмана: один помоложе, другой постарше. Надо будет спросить у Диллона, нет ли у него кого-нибудь на примете – кузена, племянника или крестника Со стороны капитана это был бы великодушный жест по отношению к своему лейтенанту, тем более что они расположены друг к другу. Что касается мичмана постарше, то нужен кто-то из унтер – офицеров с опытом, лучше всего такой, который сможет быстро стать помощником штурмана. Он подумал о старшине – рулевом – превосходном моряке и начальнике грот-марсовых. Затем мысли его заняли молодые люди с нижней палубы. Он бы предпочел парня, прошедшего все ступени службы, какого-нибудь простого матроса вроде юного Пуллингса, а не выходца из семьи, располагающей средствами, чтобы отправить сына служить на флот. И тут вдруг кольнула мысль: если испанцы схватят Стивена Мэтьюрина, его расстреляют как шпиона.
Когда разделались с третьим «купцом», почти стемнело. Джек Обри был совершенно разбит от усталости – глаза покраснели, слух чересчур обострился. Виски словно сжало железным обручем. Он целый день находился на палубе, и день этот, начавшийся для него за два часа до рассвета, оказался хлопотным. Джек уснул, едва его голова коснулась подушки. Однако его успели посетить два предчувствия: во-первых, он понял, что со Стивеном все в порядке; во-вторых что о Диллоне этого сказать нельзя. «Я даже не знал, что он настолько против нашего крейсерства, хотя, несомненно, он тоже привязался к Стивену. Странный малый», – подумал капитан и погрузился в сон. В глубокий, крепкий сон изнуренного, но здорового и хорошо упитанного молодого человека – розовый сон.
Однако проснулся он через несколько часов с хмурым, недовольным лицом. Через кормовые окна до него донесся настойчивый шепот перебранки. Джек сразу подумал о внезапной ночной атаке шлюпок, но затем до его пробудившегося сознания дошло, что это голоса Диллона и Маршалла, и он опустился на подушку. «Однако, – подумал он минуту спустя, все еще не проснувшись окончательно,-как же они оказались на шканцах в такое время ночи: ведь они на вахте? Еще не пробило и восьми склянок». Словно в подтверждение его слов судовая рында пробила три раза, и из разных точек шлюпа послышались негромкие ответные голоса: «Все в порядке». Но тут было что-то не так. Не ощущалось прежнего давления ветра на паруса. Что произошло? Надев ночной халат, Джек вышел на палубу. Шлюп не только нес меньше парусов, но и нос его был направлен на ост-норд-ост-тень-ост.
– Сэр, – шагнув к нему, стал докладывать Диллон. – Беру всю ответственность на себя. Я отменил распоряжение штурмана и велел изменить курс. Я уверен, что по правой скуле от нас какое-то судно.
Джек стал вглядываться в серебристую мглу – лунный свет и наполовину закрытое облаками небо. Волнение успело усилиться. Ни судна, ни огней он не увидел, но это еще ничего не доказывало. Посмотрев на карту, он увидел проложенный на ней новый курс.
– Скоро подойдем к побережью Майорки, – заметил он, зевая.
– Так точно, сэр. Поэтому я позволил себе уменьшить парусность.
Это было неслыханное нарушение дисциплины. Однако Диллон знал это не хуже его самого – обсуждать это прилюдно не было надобности.
– Чья сейчас вахта?
– Моя, сэр, – ответил штурман. Он говорил спокойно, но почти таким же резким и неестественным голосом, как и Диллон. Происходило что-то непонятное. Что-то похуже, чем обычные разногласия между судовыми офицерами.
– Кто на марсе?
– Ассеи, сэр.
Ассеи был толковым, надежным матросом – индийцем.
– Эй, Ассеи!
– Слушаю, – прозвучал из темноты тонкий голос.
– Что вы видите?
– Ничего не вижу, сэр. Вижу только звезды.
Но сразу, понятное дело, ничего и не увидишь. Вероятно, Диллон прав, иначе он бы так не поступил. Однако он проложил чертовски странный курс.
– Вы убеждены в правильности вашего решения, мистер Диллон?
– Полностью убежден, сэр, и от этого вполне счастлив.
Слово «счастлив», произнесенное этим скрипучим голосом, прозвучало весьма нелепо. Джек промолчал, затем изменил курс на полтора румба к норду и, по своему обыкновению, принялся расхаживать взад – вперед по палубе. К тому времени как пробило четыре склянки, восточная часть горизонта стала быстро светлеть, и действительно, на правой скуле возникли темные очертания земли, смутно различимой сквозь испарения, висевшие над морем, хотя высокая чаша неба была ясной – не то голубой, не то темной. Джек спустился в каюту, чтобы одеться, но не успел он натянуть на голову рубашку, как с палубы раздался крик.
В каких-то двух милях от подветренного борта из буроватой полосы тумана появилось судно. Едва заметив его, Джек Обри разглядел в подзорную трубу выловленную из воды фор – стеньгу, на которой был поставлен лишь зарифленный марсель. Все было совершенно понятно – разумеется, Диллон оказался совершенно прав. Вот где находился предмет их поисков, хотя он и оказался совсем не там, где ему следовало быть. По – видимому, некоторое время тому назад, меняя галсы, корабль шел от острова Дракона и теперь медленно пробирался на юг, к проливу. Через час или около того их неприятная задача будет выполнена.
– Вы молодчина, мистер Диллон! – воскликнул капитан. – В самом деле молодчина. Более удачной встречи нельзя было и желать. Я нипочем не ожидал встретить его так далеко к востоку от пролива. Покажите судну наш флаг и дайте предупредительный выстрел.
Капитан «Джона Б. Кристофера» несколько оробел при мысли о том, на что способен голодный экипаж
