волнения голосом и вопросительно посмотрел на девушку. – Неужели это самолет?
– Очко. В самую точку.
Кит проглотил комок, внезапно подступивший к горлу, и дрогнувшей рукой вернул Дини рукоделие. Она вышивала только для него и никого больше. Стараясь не показать, как он растроган, Кит довольно грубо спросил:
– Ну и что это за самолет такой?
– Представления не имею, – пожала плечами Дини. – Общее впечатление, если хочешь. В свое время я пересмотрела чертову уйму старых военных фильмов. После концерта довольно трудно заснуть, ну и смотришь что попало. Поэтому сегодня ночью я закрыла глаза и постаралась вспомнить, как выглядят самолеты времен второй мировой войны. Помнится, в одном из этих фильмов играла Дана Эндрюс, так мне пришлось чуть ли не половину фильма ждать, когда на экране наконец появится женщина… – Тут Дини поняла, что слишком разболталась. Кит молчал. Поэтому она просто спросила: – Тебе нравится?
– Да, – ответил он тихо. – Можно мне взять вышивку себе?
– Ну конечно, ведь я сделала ее для тебя. Развязав шнуровку на груди камзола, Кит засунул клочок ткани под белоснежную полотняную рубашку. На его лице застыло странное, чрезвычайно сосредоточенное выражение.
– Дини, это наш самолет или вражеский? Она в недоумении посмотрела на него:
– Ну конечно, наш. А что?
– Да так. Простое любопытство, – пробормотал Кит, взяв ее под руку.
Около двери они остановились, и Кристофер Невилл поднес ее исколотые иголкой пальцы к губам.
– Скажи, ты абсолютно точно знаешь, что победили именно мы?
– Очень смешно… – прошептала Дини. Впрочем, в этот момент и она, и Кит меньше всего думали о прошедшей войне.
Королева Анна призвала Дини к себе за час до начала ужина. Дождь все еще лил, струйки стекали по оконному стеклу, отчего покои королевы казались еще более сырыми и холодными, чем обычно.
– Мистрис Дини, – произнесла она с улыбкой, когда закончился придворный ритуал. – Эти ваши «пончики» вчера вечером… Я есть хочу вас благодарить. Королю они есть очень – как это вы говорить – о'кей. Понравились.
Дини подняла на королеву глаза и улыбнулась:
– Да уж. Он слопал их все до единого.
– Да, я есть думать, что он кушал пять или шесть штюк за один «слоп» – так? – Королева жестом предложила Дини присесть. – Вы есть садиться. Мне нужно пожевать ваше ухо.
– Что пожевать, ваше величество?
– Я хотеть пожевать ваше ухо, то есть поговорить, а вы – слушать.
Не обращая внимания на легкое удивление своей придворной дамы, королева отошла к рабочему столику и вернулась с большим конвертом в руках. Некоторое время Дини с ужасом думала, что это те самые бумаги, которые Кромвель подготовил для расторжения брака. Но потом с облегчением отбросила эту мысль. Королеву явно занимали дела совсем другого рода.
– Читайте это, пожалюста. Это, может быть, есть вам приятно, – сказала королева, протянув Дини бумагу.
Письмо – а это было именно письмо – поражало аккуратностью и красотой каллиграфически выписанных букв. В 1540 году Дини, пожалуй, не приходилось видеть почерка лучше. Девушка присвистнула. И ляпнула:
– Прекрасный почерк, ваше величество. Тот, кто это писал, мог бы заиметь целое состояние, работая гравером в магазинах подарков или выписывая дипломы.
Королева ткнула указательным пальцем с плоским ногтем в текст:
– Вы есть читать, пожалюста.
Дини пожала плечами и принялась за чтение.
«Позвольте мне означенным посланием выразить вашему величеству уважение как новой королеве и свое полнейшее послушание. Я еще слишком мала, матушка, и не имею другой возможности восславить ваше величество, кроме как этим письмом. В нем я со всей почтительностью поздравляю вас по случаю вашего бракосочетания. Я надеюсь, что ваше величество проявит ко мне столько же расположения, сколько я выказываю почтительности в данном послании».
Дини, не скрывая удивления, во все глаза уставилась на королеву:
– Позвольте, ваше величество, я не знала, что у вас есть дети. Кто бы ни писал это послание, в нем вас называют матушкой.
Королева Анна кивнула:
– Это есть моя падчерица, дочь короля, моего супруга.
– Понятно, – сказала Дини и снова принялась изучать письмо. – Скажите, сколько ей лет?
– Шесть.
– Что? Неужели шестилетний ребенок самостоятельно сочинил такое послание?
Королева улыбнулась:
– Кажется, она есть весьма умная штучка, так? Дини согласно кивнула и вновь обратила взор на каллиграфически выписанные строчки.
– Где она живет? – спросила девушка, не поднимая глаз. – При дворе я ее не видела. Я, признаться, даже не видела маленького принца. Его охраняют, как государственного изменника.
– Он наследник короля, самый близкий к трону родственник. Король есть хорошо заботиться о свой единственный сын.
– Принцесса тоже наследница короля, ваше величество. Почему ее нет при дворе?
Королева выразила удовлетворение живым участием Дини в судьбе дочери ее венценосного супруга:
– Я есть поэтому обращаться к вам, мистрис. Значит, вам тоже есть казаться правильным, что принцесса Елизавета должна быть здесь?
Дини, продолжая рассматривать письмо, ответила:
– Разумеется, но где она живет?
– Ее содержат в другой дворец. Боюсь, что король ее есть не очень любить и не хочет ее видеть возле себя.
– Но почему, скажите на милость, король ее не любит? Она ведь совсем ребенок? – прошептала Дини. Она живо представила себе милую, умненькую девочку, которую не хочет видеть отец. Это напомнило ей переживания собственного детства. – Я не слишком хорошо знаю придворную жизнь, поэтому не могли бы вы мне напомнить, кто ее мать?
Удивлению королевы, казалось, не было предела.
– Ее мать есть была Анна Болейн, которую король казнить три года назад.
– Господи, девочке, оказывается, было всего три годика, когда это случилось!
Королева бросила в сторону двери обеспокоенный взгляд, затем на цыпочках подкралась к ней, приоткрыла створку и оглядела холл и примыкающий к нему коридор. Потом она снова заговорила, но уже приглушенным голосом:
– Я есть показать это письмо королю. Я есть надеяться, что он почувствует жалость к маленький девочка. Я даже приказать мой повар приготовить ему пончики, прежде чем с ним говорить.
– И что же случилось? – Дини склонилась перед королевой. Но стоило ей приблизить свое лицо к лицу Анны Клевской, как она снова ощутила густой, непривычный запах, исходивший от нее. Впрочем, на этот раз он уже не казался девушке столь неприятным, как раньше.
– Король есть очень разозлиться, мистрис Дини. Он говорить какие-то нехорошие слова, но я не знать точно какие. Он сказал, чтобы я убираться и еще – что мать принцессы Елизаветы была шлюха.
Дини попыталась представить себе вспышку королевского гнева, и ей стало нехорошо.
– Значит, ей не позволят находиться при дворе, – констатировала она мрачно.
– Не так просто. Король давать мне приказ пойти к Кромвель, чтобы окончательный ответ написать он.
– Великолепно. Представляю, какой опекун для малолетней девочки выйдет из первого министра Генриха! Как ей, должно быть, понравится с ним переписываться!..
– Вы так думать? – выразила свое удивление королева.
– Нет, ваше величество, – твердо заявила Дини. – Я думаю, что все это ужасно.
Снова заглянув в письмо, она обнаружила крохотный цветочек, нарисованный детской рукой. Он был так мал, что его было трудно заметить. Но рисунок означал призыв одинокого сердечка к сочувствию со стороны взрослых.
– А Кромвель уже видел послание? – задумчиво спросила Дини.
– Нет. Мистрис Дини, у меня нет никакого влияний на король. У вас – есть. Вы можете придумать что-нибудь, чтобы помогать несчастный девочк?
Дини стиснула в руке письмо и задумалась: отдает ли королева себе отчет, что, помогая принцессе, которую ни разу не видела, она сама подставляет себя под удар? Впрочем, в глазах Анны Клевской появилось нечто позволившее Дини утверждать, что ее величество вполне осознает опасности, грозящие ей при дворе Генриха.
– Ваше величество разрешит мне немного подумать? – обратилась девушка к Анне. Она потерла лоб, стараясь представить себе, как в подобной ситуации поступил бы Кит.
– Так, мистрис. – Королева поднялась на ноги и взяла письмо, по-прежнему лежавшее на коленях у Дини. – Может быть, мы будем говорить за ужин?
Дини согласно кивнула. Оказавшись в коридоре, она задалась вопросом, где искать Кита. У него всегда есть в запасе отличная идея – а то и две…
– Так что ты успела ей пообещать? – осведомился Кит. Он стоял рядом с ней, запыхавшись после тренировочного боя, и тыкал в землю у ног Дини концом шпаги. Здоровой рукой он массировал больное плечо.
– Я просто сказала ей, что мы попробуем помочь, – еще раз повторила Дини.
Звон шпаг эхом отдавался в огромном фехтовальном зале. В дальнем углу от Дини находился молодой Суррей, который посылал в ее сторону пламенные взгляды сквозь забрало специального тренировочного шлема. Его отец самым настоятельным образом требовал – к большому неудовольствию сына, – чтобы тот всегда надевал защитное снаряжение. Пока что никто из известных фехтовальщиков не торопился вступать с ним в бой, что еще больше распаляло его гнев.
– Если дождь завтра прекратится, мы должны попробовать уйти, – закончил Кит примирительным тоном.
– Нет, Кит. Я в самом деле хочу остаться и помочь – и теперь больше, чем когда-либо.
– Разве ты не понимаешь? У нас нет выбора.
Он с шумом втянул в себя
