Пришла очередь подавать Майлзу, и темп игры решительно изменился. Дарси тяжело дышала, отбивая мячи, которые Майлз целенаправленно посылал на нее. Он метил в углы, на линию, так, чтобы ей приходилось носиться во все стороны. Пот заливал глаза, болело плечо, но она не сдавалась.
Однако все ее старания были тщетны. Когда ему надоело ее мучить, он без усилий послал мяч таким сокрушительным ударом сверху, что у нее не было шанса даже коснуться его. Выиграв подачу, он с ухмылкой перебросил к ней мячи.
— Желаю успеха. — В голосе Майлза слышался сарказм.
Раздраженная, Дарси подхватила мячи и заработала первое очко на подаче. На миг усмешка исчезла с его лица, но тут же появилась снова, еще противнее.
Она не обращала внимания. Если этому проклятому матчу суждено быть своеобразным продолжением их словесных баталий, то пусть знает, что она намерена победить.
Первый сет остался за Майлзом и Тессой, и Брэд подозвал их к сетке.
— Тесса, может, нам откланяться? Играют только Майлз и твоя сестра, мы с тобой не у Дел.
— Но... — начала было Дарси, но Майлз перебил ее:
— Пусть детки уходят. Вообще-то Брэд терпеть не может теннис, это отец взял с него слово играть в день по сету, в виде лекарства.
— Но Тессе нужно...
— Тессе нужно прогуляться по пляжу. Скоро сядет солнце, и она жаждет посмотреть на закат. Покажешь ей закат, Брэд?
— Конечно! — Брэд гибким движением перемахнул через сетку и взял Тессу за руку; уже на ходу сестра обернулась к Дарси с шаловливым и извиняющимся выражением лица.
Дарси сердито сказала:
— Зачем вы это делаете?
— Что именно?
— Вмешиваетесь, присваиваете себе право командовать.
Майлз носком ноги закинул мяч на ракетку и стал играть им.
— Кто-то должен. Если вы хотите командовать, действуйте.
— Вы не даете мне возможности.
— Я не даю возможности, — сказал он и перекинул ей через сетку мяч. — Хотите победить, значит, нужно больше стараться. Ваша подача.
Он отступил и, пригнувшись, замер на задней линии, готовый принять и отразить любой удар.
— Ну, держись, — пробормотала она. Подбросив мяч, она ударила, сфокусировав на нем всю свою злость. — Я тебе покажу.
Но все было напрасно. Как бы сильно Дарси ни била, как бы точно ни посылала мяч в углы, как бы ни меняла стратегию, Майлз всегда оказывался на шаг впереди, как будто раньше ее знал, что она сделает в следующую секунду.
Сет закончился; мускулы горели. Никогда еще у нее не было такого злобного противника. Он не делал скидки на то, что она женщина, а играл от всей души, и каждый свистящий мяч, казалось, говорил ей: не жди пощады. Она отерла пот со лба и постаралась восстановить дыхание перед продолжением. Прекрасно. Без скидок.
Удары Майлза становились все свирепее. И когда она уже изнемогала, то кинулась отбивать мяч, не сумев оценить, что он слишком отвесный и быстрый и ей не справиться с ним.
Мяч угодил ей в верхнюю часть бедра — как ошпарил. Она не вскрикнула, но нога подвернулась, и Дарси опустилась на колено, Выронив ракетку. Было так больно, что она не могла даже вдохнуть воздух.
— Боже мой!
Майлз, видимо, перепрыгнул через сетку, Потому что оказался рядом с ней в одно Мгновение. Дарси не подняла головы, зажимая красное пятно на ноге и стараясь удержать слезы.
— Вы можете идти?
Она кивнула, не в силах говорить: боль была слишком острой, а слезы уже наворачивались на глаза. Лучше умереть, чем заплакать перед ним.
Она встала на здоровую ногу и попыталась идти, но только наступила на другую ногу, как чуть не упала. Даже понимая, что одной ей не дойти, она оттолкнула руку Майлза.
— Не будьте дурой, — прорычал он и крепко схватил ее в охапку. — Одной вам не дойти до лавки.
Она приняла помощь без благодарности. Черт бы тебя побрал, подумала Дарси.
— Не беспокойтесь. Мне уже хорошо, — соврала она, надеясь, что теперь он уйдет. С каждой минутой боль становилась все сильнее, а в его присутствии ей приходилось бороться не только с болью, но и со слезами.
Будто не слыша, Майлз сел верхом на лавку и вытянул ее больную ногу к себе; откинув короткую белую юбочку, посмотрел на безобразное, наливающееся кровью пятно Он сдвинул брови и метнул в нее хмурый взгляд.
— Я не хотел вас покалечить, вы же понимаете.
— Вот как? Неужели?
— Да. — Он дотронулся пальцами до ушибленного места, ощупывая сорванную кожу. — Я хотел вас побить, но не покалечить.
— Трудноуловимое различие, — заметила она. Бедро под его пальцами покрылось гусиной кожей, из- под задранной юбки виднелись теннисные трусы; она почувствовала, что выглядит глуповато, и попыталась высвободить ногу.
— Не шевелитесь. — Он обхватил бедро обеими руками и большими пальцами провел вдоль кости. Потом осторожно согнул ей ногу в колене до самой груди. — Больно?
— Нет.
— Хорошо. Значит, перелома нет.
— Перелома? — Она фыркнула. — Вряд ли. Удар у вас хорош, но не настолько. Это синяк. Чтобы переломать мне кости, вам придется быть решительнее.
Ей показалось, что он усмехнулся, но в темноте ничего нельзя было разобрать. Луна скрылась за облаками — может, это предвестие тропического шторма, о котором он говорил? — и каждый из них казался темной тенью в белом.
Темнота создавала странное ощущение интимности. Дарси вдруг поняла, что его руки все еще охватывают ногу, пальцы лежат у нее под коленками. Она снова попробовала вырваться.
И снова Майлз быстро сжал ей ногу. Пытаясь вырваться, Дарси коснулась его тела и ощутила, как сильно он напряжен и возбужден. Девушка замерла как парализованная. Ей передался жар его горячего тела, и она задышала неровно и тяжело, точно после бега.
— Пойдемте, — только и смогла сказать она.
Майлз не двинулся. Он смотрел на нее, и она порадовалась, что в темноте не видно, как горит ее лицо.
— Вы очень красивая, — тихо сказал он. — Вы знаете это?
— Нет, — ответила она чужим голосом. — Это Тесса у нас красивая.
— Тесса очень артистична, — согласился он; голос его стал низким, пальцы, лежащие на ее ноге, окаменели. — Но в вас есть нечто большее. Что-то необыкновенное. Оно спокойное, но ему почти невозможно противиться.
Что она могла сказать? В ушах громко отдавались удары сердца.
— Я должен был бы догадаться, что вы такая, — так же тихо продолжал он. — Никакая обыкновенная женщина не могла бы так околдовать Эвана. Никакая обычная женщина не могла бы так его третировать и снова притягивать.
Она вырвала ногу, и боль пронизала ее до пят.
— Я не третировала его! Что вы заладили.
— Я не заладил, — сухо ответил он. — Я наблюдал.
Он встал.
