Ужасно скучать!
Личико Терри вмиг посерьезнело.
— Хилари, не бойся за меня.
Взгляды обеих сестер невольно метнулись к запястью Терри. Там, на загорелой девичьей коже, белели два узких бледных шрама — следы неудавшегося самоубийства, предпринятого год назад.
Терри подняла глаза первой.
— Со мной все будет в порядке, — твердо пообещала она и опустила закатанный рукав. — Вот увидишь! Буду бегать на свидания. Вступлю во все студенческие общества, какие только имеются. Начну болеть за нашу футбольную команду. Может быть, даже наловчусь играть сама…
— И учиться будешь как следует, — заметила Хилари, тщетно стараясь спрятать улыбку.
— И учиться, — скорчив гримаску, протянула Терри. — Если останется время!
Хилари покачала головой, но промолчала.
За кухонной дверью кто-то снова включил магнитофон, и в теплом осеннем воздухе зазвучал голос раннего Элвиса. Не особенно-то тут поболтаешь!
Хилари закатила глаза и издала стон. Кто-то до отказа повернул ручку громкости — значит, завтра придется объясняться с соседями.
Но зато сегодня весело! Она выглянула во двор, где друзья и подруги сестры, собравшись в кружок, отплясывали кто во что горазд. Весь прошедший год эти ребята поддерживали Терри: звонили ей, писали письма, даже приезжали из колледжа ее навестить. И вот теперь, когда она, пропустив год, возвращается к учебе, они искренне радуются за нее.
Хилари была очень благодарна студентам. Они помогли ее сестре в беде. Пусть немного, но помогли.
Но что-то будет дальше? Сердце ее сжималось от беспокойства. Хотелось прижать Терри к себе и никуда не отпускать. Но вместо этого она взяла со стола корзину конфет и протянула сестре.
— Иди, накорми страждущих!
Но у «страждущих» были на уме иные развлечения.
— Внимание все! — объявил один молодой человек, когда музыка смолкла. — А теперь играем в побег из тюрьмы!
Решение было встречено радостными возгласами и аплодисментами. Двое ребят откопали где-то на кухне шест от половой щетки. Сейчас он изображал тюремный замок. Парни стояли, держа шест на уровне груди, остальные выстроились в шеренгу. Каждому по очереди полагалось, встав на колени и сложив руки за спиной, сшибать «засов» головой. В воздухе зазвучали энергичные звуки «Тюремного рока».
Терри отставила поднос и встала в конец шеренги.
— А ты, Хилари? — окликнула она сестру. — Давай, давай, не отлынивай! Посмотрим, чему ты научилась на занятиях по аэробике!
Хилари, смеясь, попятилась.
— Ну нет!
— Пожалуйста! — просила ее Терри. — Это же так весело!
Другие ребята присоединились к ее просьбам.
Сопротивляться было невозможно. Кто-то забрал у нее корзину конфет, еще кто-то мягко, но решительно вытолкнул на середину. Хилари, смеясь, отбивалась, но протесты ее становились все слабее и слабее. «Тюремщики», держащие «засов», глядя на нее, улыбались во весь рот. Кто-то подтолкнул ее к «засову», и… в этот миг сквозь грохот музыки прорвался звонок в дверь.
Слава Богу! Спасена!
— Я открою! — крикнул заводила и поспешил к дверям. — А ты, Хилари, не теряй времени!
Хилари оставалось только смириться со своей участью. Первые несколько усилий дались легко, дальше стало труднее. «Засов» поддавался толчкам, но до успеха было еще далеко. Хилари охватил азарт — теперь она ни за что бы не согласилась отступить. Осталось совсем чуть-чуть! Зрители кричали и поощрительно хлопали в ладоши. Она снова вздернула голову, готовясь к последнему рывку…
И в этот миг заметила, что к толпе присоединился новый зритель. Сначала Хилари увидела только серые брюки; подняв голову, она с ужасом заметила знакомую улыбку и ямочки на щеках.
На сей раз Коннер Сент-Джордж не ограничился вежливой улыбкой. Он хохотал, держась за бока.
Хилари встретила взгляд его смеющихся голубых глаз. Ноги у нее подкосились, и девушка плюхнулась на пол.
Коннер понимал, что смеяться в такой момент нехорошо. Но сохранять серьезность оказалось выше его сил. Он надеялся только, что его хохот потонет в общем веселье.
Кто бы мог поверить, что эта девушка, такая серьезная и строгая днем, вечером способна дурачиться, как школьница? Он-то принял ее за типичную деловую женщину, спокойную, собранную и холодную как ледышка. Но теперь, в коротенькой, высоко задравшейся при падении юбочке, со смешным хвостом на голове, смущенная, раскрасневшаяся, Хилари казалась совершенно другим человеком.
Вот она поднялась на колени, одернула юбку и смерила Коннера таким убийственным взглядом, словно он лично изобрел земное тяготение. Зеленые глаза гневно сверкнули… Нет, это та же самая Хилари Ферфакс. Огонь и лед. Похоже, ей не слишком-то нравится, когда над ней смеются!
Коннер протянул руку, тщетно стараясь убрать с лица улыбку.
— Простите, что прерываю вашу забаву, — произнес он так серьезно, как только мог. — Но я завтра уезжаю в Северную Каролину, поэтому хотел бы переговорить с вами сегодня.
От него не укрылось, как она приводила себя в порядок. Несколько взмахов ресниц — и исчез гневный блеск в зеленых глазах. Несколько глубоких вдохов — и пропали со щек красные пятна. С выражением холодной вежливости Хилари, опершись на его руку, поднялась с пола и тут же ее выпустила. Не грубо, но вполне однозначно. Похоже, в десятку лучших друзей мисс Ферфакс ему не попасть.
— Хорошо, мистер Сент-Джордж, — ответила она. Обычно таким тоном разговаривают дамы, одетые в строгий деловой костюм. — Пойдемте в дом, там и поговорим.
Коннер следовал за Хилари по пятам. Девушка чувствовала, как сверлит спину его пристальный взгляд. Наконец они вошли в гостиную. Обставляя ее, Хилари отдала дань романтической стороне своей натуры: кружевные занавески на окнах, сосновая мебель в стиле первых поселенцев, диван с розовыми подушками и всюду — свежие цветы.
Она не сомневалась, что этот интерьер покажется Коннеру отвратительно слащавым. Сам-то он, несомненно, приверженец минимализма, любитель стали, хрома, электроники и абстрактной живописи. Словом, человек, созданный для одиночества.
Хилари, не останавливаясь, прошла через гостиную и повела незваного гостя к себе в кабинет — единственное помещение в доме, более или менее подходящее для делового разговора. Но Коннер не спешил, остановившись перед одной из фотографий на стене: с большого цветного снимка улыбалась маленькая девочка — сама Хилари в свой четвертый день рождения.
Сентиментальный снимок был выдержан в мягких, чуть размытых тонах. Девочка стояла по пояс в траве; желтое праздничное платьице и золотисто-рыжие волосы развевались на ветру. Она смотрела прямо в камеру широко открытыми, доверчивыми глазами. В то счастливое время, когда мама с папой еще любили друг друга, Хилари умела доверять людям…
— Прелесть, — тихо произнес Коннер, не отрывая глаз от снимка. Ямочки на щеках мелькнули и пропали, словно он испытал какое-то интимное чувство, которым не хотел делиться с миром. — Какая прелесть!
— Все четырехлетние дети прелестны, — холодно отозвалась Хилари, стоя у двери и ожидая, когда он войдет. — Закон природы.
Кажется, он рассмеялся, но так коротко и тихо, что это могло и почудиться.
Окна кабинета выходили во внутренний дворик. Вечеринка была в полном разгаре, и веселые звуки рок-н-ролла проникали даже сквозь стекло. Хилари села за стол и предложила Коннеру кресло в углу.
— Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?
Прежде чем ответить, он поудобнее устроился в кресле, окинул взором сперва кабинет, а затем и его хозяйку. Хилари мысленно поблагодарила Бога за то, что по крайней мере кабинет выглядит по-
