дверь, и воззрился на силуэт Бринсли на фоне окна. Бринсли вынул руки из карманов и озарил полумрак комнаты беспричинной улыбкой.
— Добрый вечер, юноша, — сказал дядя.
— Добрый вечер, — отозвался Бринсли.
— Это мой друг, мистер Бринсли, — пояснил я, слабо приподнявшись на кровати и издав негромкий угасающий стон.
Дядя широким жестом протянул руку и стиснул ладонь Бринсли в дружеском рукопожатии.
— О, мистер Бринсли, как поживаете? — спросил он. — Как дела, сэр? Вы учитесь в университете, мистер Бринсли?
— Да.
— Отлично, — сказал дядя. — Это великая вещь, которая... вещь, которая еще вам послужит. Уверен. Приятно быть человеком со степенью. А как вы ладите с преподавателями, мистер Бринсли?
— Неплохо. Сказать по правде, они не очень-то требовательны.
— Не говорите так! Впрочем, в старые добрые времена все было по-другому. В старой школе верили прежде всего в большую крепкую палку. И доставалось же пацанам!
Он хохотнул, к чему мы присоединились без особого воодушевления.
— Палка значила больше, чем перо. — За этим высказыванием последовал еще более громкий смех, постепенно перешедший в мирное пофыркивание. Дядя выдержал небольшую паузу, словно проверяя, не просмотрел ли чего в тайниках памяти. — А как там наш друг? — спросил он в направлении моей постели.
Дядя придвинулся к Бринсли и сказал негромким доверительным тоном:
— Знаете, что я хочу вам сказать? Сейчас кругом простуда, каждый второй ходит простуженный. Господи сохрани, вот еще погриппует народ до конца зимы, вы уж мне поверьте. Надо потеплее одеваться.
— Дело в том, — слукавил Бринсли, — что я и сам только что поправился.
— Одевайтесь потеплее, — повторил дядя. — Поверьте старику.
Наступила пауза, во время которой каждый из нас мучительно думал, как бы ее нарушить.
— Скажите-ка мне вот что, мистер Бринсли, — произнес наконец дядя. — Вы собираетесь стать врачом?
— Нет, — ответил Бринсли.
— Тогда школьным учителем?
Здесь я решился выпустить стрелу своего сарказма.
— Он думает получить работу у Христианских Братьев, — сказал я, — когда получит степень бакалавра.
— Великая вещь, — сказал дядя. — Конечно, Братья по-особенному относятся к юношам, которых набирают. У вас должны быть хороший аттестат и чистая рубашка.
— Это у меня есть, — ответил Бринсли.
— Конечно, есть, — сказал дядя. — Но чтобы быть врачом или учителем, требуется великое прилежание и любовь к Богу. Ибо что есть любовь к Богу, как не любовь к ближнему своему?
Он выждал, чтобы каждый из нас мог выразить свое согласие, обратив на Бринсли мгновенный вопрошающий взгляд своих окуляров.
— Это великая и благородная цель, — продолжал он, — наставлять молодых и врачевать недужных, возвращая им данное свыше здоровье. В этом — вера. Особый венец уготован тем, кто отдает себя подобной работе.
— Трудная цель, — сказал Бринсли.
— Трудная? — переспросил дядя. — Да, безусловно. Но скажите мне вот что: вы считаете себя достойным ее?
Бринсли кивнул.
— Достойным и по достоинству, — сказал дядя. — Особый венец не каждый день предлагают. Великая цель, великая жизнь. Врачи и учителя отмечены особой милостью и благодатью.
Какое-то время он сидел молча, задумчиво глядя на дым своей сигареты. Затем поднял голову и рассмеялся, хлопая ладонью по умывальнику.
— Но с постной физиономией далеко не уедешь, — сказал он. — Верно, мистер Бринсли? Я от души верю в улыбку и меткое словцо.
— Великолепное, наилучшее средство от всех наших недугов, — подхватил Бринсли.
— Великолепное средство от всех наших недугов, — откликнулся дядя. — Прекрасно сказано. Итак...
Он простер руку в прощальном жесте.
— Берегите себя, — сказал он. — Берегите и не ходите в пальто нараспашку. Смотрите не загриппуйте.
С нашей стороны прощание было столь же учтивым. Дядя вышел из комнаты с довольной улыбкой на лице, но не прошло и трех секунд, как он уже снова был тут как тут, насупленный и суровый, застигнув нас, едва мы собирались расслабленно перевести дух.
— Так вот насчет Братьев, — вполголоса обратился он к Бринсли, — позвольте мне сказать вам кое- что.
— Большое спасибо, — ответил Бринсли, — но...
— Не беспокойтесь, — сказал дядя. — Брат Хэнли, тот, что когда-то жил на Ричмонд-стрит, мой ближайший друг. Никакого нажима, вы меня понимаете. Просто шепну ему пару слов. Ближайший друг.
— Что ж, очень великодушно с вашей стороны, — сказал Бринсли.
— Ах, не преувеличивайте, — ответил дядя. — Просто такие уж у меня правила. Великая вещь — иметь друга в суде. А брат Хэнли, скажу вам по секрету, один из лучших... один из лучших в мире. Сплошное удовольствие работать с таким человеком, как брат Хэнли. Переговорю с ним завтра же.
— Только дело в том, — сказал Бринсли, — что я еще не получил степени и диплома.
— Пустяки, — сказал дядя. — Всегда лучше подготовиться заранее. Кто первый откликнулся, тот и призван.
Тут он скорчил такую мину, словно собирался сообщить нам нечто необычайно важное и тайное.
— Разумеется, Орден всегда приглядывается к юношам воспитанным и с характером. Скажите мне, мистер Бринсли, вы когда-нибудь...
— Никогда, — удивленно ответил Бринсли.
— Ощущаете ли вы в себе тягу к религиозной жизни?
— Боюсь, я никогда достаточно об этом не думал.
Бринсли выговаривал каждое слово с трудом, будто преодолевая груз каких-то эмоций.
— Это добрая, здоровая жизнь и особый венец, который ожидает в конце ее, — сказал дядя. — Каждому юноше следует чрезвычайно тщательно обдумать это, прежде чем он решит остаться в мире или уйти из него. Ему следует молить Бога о призвании.
— Но не все призваны, — осмелился вмешаться я.
— Не все призваны, истинно так, — согласился дядя. — Лишь горстка избранных.
Только тут поняв, что заявление исходит от меня, он бросил быстрый, пронзительный взгляд в мой угол, словно чтобы удостовериться в искренности выражения моего лица. Потом повернулся к Бринсли.
— Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, мистер Бринсли, — сказал он. — Хочу, чтобы вы обещали мне подумать о том, о чем мы только что говорили.
— Непременно, — ответил Бринсли. Дядя расплылся в улыбке и протянул руку,
— Хорошо, — сказал он. — Да благословит вас Господь.
Через мгновение он исчез, на сей раз безвозвратно. Бринсли — тень на фоне окна — разыграл маленькую пантомиму, включающую набожные восклицания.
