– Мин, а не Минг, – поправила его девушка.
– Не важно, – отозвался Барт. – Черт побери, здорово же тебе досталось! Выглядишь скверно.
– Ничего, жить буду, – рассмеялся я.
– Да, раз уж ты выстоял против смертельного пенальти, – подхватил он.
Я посмотрел на девушку и подумал, что она очень напугана.
– Чарли только что из тюрьмы, его засадили туда по обвинению в убийстве с отягчающими обстоятельствами. – Барт расхохотался, а девушка кинулась вон из комнаты. – Принеси нам капуччино! – крикнул он ей вслед.
– Ты смонтировал фильм? – спросил я у него с тревогой.
– О, фильм! – Барт развел руками. – Прости…
У меня сердце защемило от беспокойства, ведь эта съемка – единственное доказательство моей невиновности.
– Что значит «прости»?
– Немного неудачное освещение. Милая сценка, но я сомневаюсь, что «Хастлер» его купит, несмотря на участие в нем Зули Стюарт. Им нужно более высокое качество.
– Но сам фильм получился?
– О да, но очень неаккуратно, – Барт продолжал мучить меня неизвестностью, – грубоватая работа. Я думаю, тебе надо было воспользоваться помощью профессионала при съемке. Но не волнуйся, у всех так. Я тоже не могу за всем уследить, поэтому и пользуюсь услугами Роджера. – Он кивнул на ассистента, настраивающего свет. – Чарли, это Роджер.
Роджер кивнул мне в знак приветствия.
– А это… назовите мне еще раз ваше имя.
Обнаженная танцовщица накинула халат и улыбнулась мне:
– Привет, я Ева.
– Не пугайся, крошка, он не настоящий убийца. И вообще душка.
Барт повел меня из подвала в свой кабинет, где царил порядок, а на стеллажах стояли книги по искусству фотографии.
– Ты бывал здесь раньше?
– Нет.
– Вот место, где зарождаются все мои идеи. – Он направился к одному из шкафов. – Садись.
Я опустился в кресло рядом со столом, Барт открыл конверт, лежащий у него в ящике, и вытащил из него несколько цветных снимков.
– Я, правда, старался как мог, – добавил он. – Очень забавные фото, но качество самое средненькое…
Я заметил, что фотографии сильно подчищены. Зато все видно очень хорошо. Зули, Данте и садомазохист в маске. Один снимок, тот, где Зули стояла, повернувшись к камере, получился просто великолепно. Я никогда еще не видел выражения такого испуга у нее на лице. И я был этому рад. Прочие снимки запечатлели то, как Казанова усердствовал в исполнении своего наказания.
– Я проставил на них даты, вдруг это поможет. – Он улыбнулся. – Зули все-таки нуждается в хорошем макияже. И в следующий раз возьми с собой парикмахера.
– Спасибо, Барт. Ты просто ас.
– Не стоит благодарности. Я сделал копии, на всякий случай, чтобы ты не волновался, если снимки пропадут или случится еще что-нибудь. Подредактировав, их можно отправить в итальянский «Вог».
Я еще раз внимательно просмотрел снимки. Странное ощущение – осознавать, что вся жизнь зависит от этой нелепой порнографической сцены.
Роттвейлер сидела у себя на кухне за столом и пила кофе, когда я вошел.
– Я-то думала, что хорошо знаю тебя… – Она едва сдерживалась, чтобы не закричать в гневе. Ротти выглядела очень постаревшей и усталой и, как всегда, дымила сигаретой. Она молча кивнула мне на место за столом. – Чарли, я так и думала, что ты во что-нибудь влипнешь, обязательно влипнешь! Всегда подозревала, что ты неимоверно глуп. Но ты не дурак! Совсем не дурак оказался!
Я не знал, что отвечать.
– Чертовски хитер! Предусмотрителен! Вот за что я люблю баскетболистов. Умеют все рассчитать в игре.
Никогда не сдают позиций и не делают глупостей. Ну, ты исключение… ты сделал.
– Я не убивал Каза…
Я осекся на полуслове, вспомнив, что Ротти терпеть не может его имя. Смешно, нелепо, ведь меня обвиняют в убийстве ее главного врага, а я все боялся рассердить свою начальницу.
– Я знаю, что ты не убивал его. Он сам во всем виноват, чертова задница, похотливый козел! И с чего все так всполошились по поводу его смерти? Кто он вообще такой?
– Я думал, вы сами считали его исчадием ада, – заметил я.
– Никакого ада не существует. Есть только Бог, который играет с нами в свои игры.
– Когда он напивается?
– Именно. – Она кивнула мне и улыбнулась: – Какого черта ты делал в его доме? Что тебе там понадобилось?
– Разве вы не посылали меня кое-что поискать? Я рассчитывал обнаружить что-нибудь нужное или стащить у него компромат на наших людей.
– Он никогда не был удачным шантажистом, – возразила Ротти.
– Но он посадил Китген на героин.
– Прошу тебя, не говори чепуху. Киттен потребляла героин еще до того, как мы взяли ее в агентство. Ты что, сразу не разглядел, какие у нее огромные и блестящие глаза?
– Серьезно?
– Да. Эти ангелочки вовсе не такие святые, как ты думаешь. Мы делаем для них все, что можем. Но кому– то это не помогает. А некоторые все же становятся приличными людьми. Насчет Киттен я никогда особенно не беспокоилась. У нее есть стержень, и еще какой – железобетонный! Тщеславие – вот что спасет ее от падения в пропасть. А тех, у кого нет даже этого, как мы можем удержать их, Чарли?
Риторический вопрос. На него можно не отвечать. Но Роттвейлер будто ожидала от меня каких-то комментариев. Возможно, намекала на то, что не может спасти меня, потому что я тщеславен. Ротти курила и смотрела на меня не отрываясь.
– Так кто его убил? – спросила она, наконец.
Я положил перед ней конверт с фотографиями. Она открыла его и принялась изучать снимки. На ее лице ничего не отражалось – ни волнения, ни удивления.
– Откуда ты их взял?
– Это я снимал.
– А дальше что?
– Убежал, они стреляли в меня.
– Они?
– Казанова, – ответил я, подумав полминуты. – И этот парень в маске.
– Ты знаешь, кто это?
– Знаю.
Она продолжала курить, приглядываясь ко мне.
– Дурак.
– Я знаю.
– Не ты. А люди, которые напяливают идиотские тряпки и занимаются этим грязным идиотизмом. Думают, что это секс. Но это не секс! Это суррогат для тех, кто не может заниматься сексом, а хочет только болтать о нем.
– Как вы считаете, снимки послужат для меня оправданием?
Роттвейлер рассмеялась:
– Хороший вопрос.
Она надела очки и поднесла снимки поближе к лицу, чтобы рассмотреть их.
