Он наклонился над женщиной, и его губы потянулись к ее животу, как к магниту, оставляя за собой след из жарких, влажных поцелуев. Вдруг Джеймс произнес:
— Да, ваше тело не интересует меня. Видите, я только притворяюсь…
Линда рассмеялась — ее смех прозвучал приглушенным звоночком — и сказала:
— Хорошо, в таком случае не останавливайтесь, изучите его лучше, и, возможно, ваша позиция изменится. — О Боже, куда ее понесло? Она знала куда.
Линда закрыла глаза, и тотчас губы Джеймса впились в ее губы, а его тело, как пресс, вдавилось в тело женщины. «Только притворяюсь». Он целовал властно, грубо, взасос, вызывая в ней такие же бурные плотские желания, какие терзали его самого. И все же за этими безудержными порывами разбуженной им страсти она снова и снова слышала его слова: «Только притворяюсь».
Внезапно Линду осенило: да он проводит с ней эксперимент для своей книги! Эта мысль подействовала, как ушат холодной воды, смывшей последнее тепло с ее тела. Вот именно: он использовал ее как прототип Норы — все, что происходило сейчас между ними, было похоже на игру, затеянную ради того, чтобы выведать побольше о своем персонаже. Вот к чему сводились все действия Джеймса. А она, Линда, как раз оказалась под рукой — глупая девчонка, мечтающая поймать журавля в небе. Ее словно обдало холодным ветром. Упершись руками в его плечи, она оттолкнула от себя мужчину и отвернулась в сторону.
— Игра закончена, — сказала Линда, и ее тело напряглось как струна.
— Что?! — Он сел, тяжело дыша.
— Мне надоела эта игра, вот и все, — произнесла она спокойным тоном и, приняв вертикальное положение, запахнула кимоно. Ее руки дрожали.
— Какая игра, черт бы вас побрал? — В его голосе явно прозвучали нотки вспыхнувшей страсти и едва сдерживаемой ярости.
Ее сердце стучало как молоток. Она взяла Джеймса рукой за подбородок и смело бросила ему в лицо:
— Вы плохо слышите? Тогда повторяю: мне надоела эта игра!
— Кто из нас играет? — сквозь зубы процедил мужчина. Встав с дивана, он наклонился над Линдой, смерил ее презрительным взглядом ледяных синих глаз и сказал:
— Не волнуйтесь, дорогая. Не в моих правилах навязывать себя женщинам. — И направился к двери. — От вас требуется только одно — сказать «нет».
— Нет, — тотчас раздалось ему вслед.
На следующее утро Линда умышленно провела завтрак в одиночестве, а после него сразу уехала в сиротский приют, чтобы побыть немного с детьми. Пообедав с Викторией, она вернулась на виллу и начала готовиться к отъезду.
— Куда это вы собираетесь? — довольно грубо спросил ее Джеймс, увидев, как она упаковывает вещи.
— В Нью-Йорк. — Чтобы распрощаться с детством, добавила про себя. И возможно, с вами.
— Вам нельзя ехать! — Постоялец, возомнивший себя императором, скрестил на груди руки.
— Я давно не слышала столь любопытных заявлений. — Линда подняла брови. В ее голосе прозвучала скрытая насмешка.
— Между нами заключен договор, — холодно заметил Джеймс. — Одна из его статей предусматривает, что вы должны готовить мне еду и отвечать на телефонные звонки.
— У меня есть договоренность с миссис Ли о том, что всякий раз, когда мне надо будет куда-нибудь отлучиться, она станет готовить вам обед и отвечать на звонки.
— Это не одно и то же, — твердым голосом сказал он.
— Что вы имеете в виду?
— А то, что одно дело, когда рядом вы, и другое, когда ваши функции исполняет кто-то другой.
— А зачем мне находиться рядом? — Она с усмешкой взглянула на постояльца. — Ах да, понятно. Чтобы быть источником вдохновения. Не так ли? — Атмосфера в комнате накалилась. Ее руки дрожали.
— Итак, могу я поговорить с вами? — спросил Джеймс.
— О, я не только внешним видом, но и своими высказываниями вызываю вдохновение. Гм, похоже, я неплохо устроилась. Во мне, оказывается, столько источников! Да так я скоро забрызжу фонтаном, превращусь в водопад. Как же теперь называется моя должность? Может быть…
— Представляйтесь кем угодно, — перебил ее постоялец.
— А как насчет физической стороны дела?
— Поясните свою мысль, пожалуйста, — произнес он сквозь стиснутые зубы.
— Судя по всему, вы пытаетесь обнаружить во мне еще один источник вдохновения — физический. Простите, но мне придется разочаровать вас: я не намерена вдохновлять вас подобным образом.
Между мужчиной и женщиной воцарилось тягостное молчание. Они уставились друг на друга, причем Линда усилием воли заставила себя выдержать его взгляд.
— Понимаю, произнес он наконец сухим, упавшим голосом. — Так вот, значит, к чему все шло вчера вечером.
— Я не сразу разгадала ваши намерения, такая уж я дура. — Она равнодушно пожала плечами. — Оказывается, я типаж, прототип Норы, и вы просто используете меня как вешалку, подставку для своих персонажей.
Лицо Джеймса перекосилось от гнева, а скулы угрожающе задвигались. Женщина резко вздохнула, бесстрашно заглянула в ледяную синеву его глаз. Не проронив ни слова, Джеймс, развернулся и, с силой хлопнув дверью, вышел из гостиной.
Прилетев в Нью-Йорк, Линда начала ломать голову над тем, что же делать с особняком, в котором еще оставалась уйма мебели и произведений искусства. Когда-то они жили здесь всей семьей, их навещали многочисленные друзья, а армия слуг поддерживала в доме безукоризненную чистоту и порядок. Теперь от этой армии оставалась лишь одна пара — муж и жена О'Коннел, которые жили в квартире над гаражом и следили за тем, чтобы зимой в комнатах не промерзали трубы и чтобы богатствами особняка не завладели мыши.
От былого блеска и славы фамильного очага ничего не осталось. Дом стал похож на холодный, безжизненный склеп, где царили спертый воздух и мертвая тишина. Место, где когда-то кипела жизнь, превратилось в безмолвный мавзолей. Покой в доме гармонично сочетался с настроением, в котором пребывала Линда.
Встреча с детством, покрывшимся толстым слоем пыли, оказалась эмоционально более сложной, чем она предполагала, а хлопоты с имуществом просто угнетали. Как поступить с тридцатью двумя прекрасными полотнами, написанными матерью? Продать их? Или поместить в хранилище?
Мама умерла, когда Линде было всего пятнадцать лет. Но до сих пор она иногда всплывала в памяти дочери с такой поразительной четкостью и силой, что Линда начинала ужасно скучать по ней. Ей не хватало матери, которая была необыкновенно живой, яркой личностью, а вовсе не одной из тех заурядных великосветских дам, что попали из грязи в князи. Ее не особенно волновало богатство. Они с отцом Линды безумно любили друг друга, но об истоках этой любви никто не мог даже догадываться.
Каждый новый день в Нью-Йорке Линда начинала с того, что брала в руки список неотложных дел и совершала обход холодных безмолвных комнат особняка. Мрачное настроение овладевало ею, подобно тому как влага и плесень неудержимо расселялись в заброшенном старом доме.
К счастью, в городе была Сьюзен, которая уже не раз вытаскивала подругу из дома и увозила куда- нибудь поразвлечься. Сьюзен жаждала развеселить ее, однако Линде было вовсе не до того.
Один раз она встретилась с братом в его кабинете, чтобы обсудить денежные дела. После сухого обмена мнениями они поехали поужинать вместе, но за столом речь опять зашла о деньгах, так что задушевной беседы брата и сестры не получилось. А ведь Джерри был ее единственным живым родственником по крови. Все это действовало на Линду очень удручающе.
Проводя томительные часы в безлюдном особняке, Линда подолгу размышляла о Джеймсе и о своих чувствах к нему. Она была в смятении, не знала, как строить отношения с ним дальше. Но какие бы глупые мысли и надежды ни посещали Линду, цепочка ее рассуждений всегда заканчивалась одним и тем же
