– Я и есть единственная дочь графа Вудбриджа, – насторожилась Сабина.
– Но вы еще совсем ребенок! – воскликнула Евгения.
Сабина промолчала.
– Не сочтите меня неучтивой, но как ваше имя?
– Я Сабина Блексорн, герцогиня Бальморо. Простите, мадам, что я не представилась вам сразу.
О Боже! Эта худая малявка с мокрым от росы подолом простенького платья, спотыкающаяся чуть ли не на каждом шагу, и есть жена Гаррета? Что же делать Евгении? Расхохотаться и закричать в приступе досады и бешеной ревности? И ведь действительно, у девчонки на руке кольцо с гербом Бальморо. Теперь она разглядела его.
Евгения подавила в себе гнев. Она произнесла с великолепно сыгранным сочувствием:
– Я разделяю вашу печаль, дитя мое. Вы еще долго не увидите своего супруга. Он не смеет показать вас своим родным и друзьям.
Сабина уже догадалась, кто эта фея, прибывшая на болотистый луг в придворном наряде и якобы попавшая в небольшую дорожную неприятность.
– Я вижу перед собой леди Мередит?
Взгляды, которыми они обменялись, сказали им все, что они думают друг о друге. Наступил момент, когда можно было изъясняться без недомолвок.
– Значит, ты слышала обо мне?
– Да.
– Что ж, я довольна, что ты все знаешь.
– А я довольна, что увидела вас, – мужественно отбила словесный удар девочка. – Мое приглашение остается в силе. Если ваша карета и в самом деле нуждается в починке.
Вынести явный намек, что ее подозревают во лжи, Евгения была не в силах. Она сорвалась на крик:
– Он никогда не полюбит тебя, жалкая хромоножка!
– Мы всегда рады гостям, – получила в ответ Евгения вежливое приглашение. – И незачем было ломать колесо у кареты. Вас впустили бы через парадный вход и встретили подобающим образом.
Евгения захлебнулась от гнева, но поняла, что на этот раз она проиграла. Как бы ни жалка была эта девчонка, на сей день она герцогиня Бальморо, а леди Мередит лишь отвергнутая и даже не состоявшаяся любовница.
Карета укатила прочь, но Сабина еще долго не могла унять нервную дрожь, охватившую ее при прощальном взгляде незваной гостьи.
Дворецкий, встретивший ее в холле, тревожно оглядел юную госпожу и так же с тревогой и недоумением выслушал ее распоряжение:
– Впредь, если какие-нибудь гости пожалуют к нам в дом, особенно если это будут леди, докладывай мне, прежде чем их впускать.
Сабина произнесла это с такой твердостью в голосе, какую старый слуга не ожидал услышать от четырнадцатилетней девочки.
Гортланд Блексорн сидел в общей зале трактира «Утка и лисица», вытянув ноги к жаркому пламени камина, и накачивался крепким элем. После каждого глотка он с нетерпеливым ожиданием бросал взгляд на входную дверь.
Прошел час, потом другой… Он уже выпил достаточно, но возвысил голос, требуя, чтобы ему принесли еще пива.
Владелец трактира приблизился к нему, собираясь утихомирить не в меру шумного джентльмена. Если тот будет продолжать буянить, то хозяин не постесняется выкинуть его из своего заведения.
– Ты знаешь, кто я такой? – нагло ухмыльнулся Гортланд.
– Понятия не имею.
– А как тебя зовут, трактирщик?
– Гаральд Лудлоу, сэр.
– Так вот, мистер Лудлоу, заруби себе на носу. Я тот самый человек, кто уничтожит, сотрет в пыль дорогого моего кузена, герцога Бальморо! О нем ты слыхал, я надеюсь? Все знают герцога Бальморо!
На трактирщика не произвел впечатления этот пьяный бред. Мало ли чего болтают выпившие слишком много крепкого пива посетители? Он наслушался за свою жизнь столько проклятий, извергаемых на чьи-то головы, бессовестного хвастовства и грустных повестей о разбитом сердце, что ничто не могло возбудить его любопытства. Но все же, не желая ссориться с грубияном, трактирщик вежливо ответил:
– Конечно, я знаю герцога. Он женился на дочке Вудбриджа.
Гортланд глотнул из принесенной ему кружки.
– Он – камень на моей шее. Ему суждено умереть.
– Обязательно. Туда ему и дорога, – не без скрытого юмора поддержал мрачное предсказание подвыпившего джентльмена миролюбивый трактирщик.
В это мгновение тяжелая входная дверь чуть приоткрылась и в образовавшуюся щель проскользнуло в душную залу, пропахшую мужским потом, пивом и чадом от камина, благоухающее духами создание. Шуршание юбок заставило Гаральда Лудлоу поднять глаза и остолбенеть на месте.
