он держал два шлема, похожие на те, что надевают фехтовальщики, и еще какие-то защитные щитки.
Он глянул на Модести и заметил:
— В балете я признаю только прыжки. Все остальное для меня — сплошная загадка. Ума не приложу, где надо смеяться, а где нет.
— Бездушный насмешник, — сказала Модести с улыбкой и откинула со лба мокрую прядь.
— Ну, а как тебе это? — осведомился Вилли и взмыл в воздух.
Он пронесся по залу, взлетая и кружась. Еще один прыжок — и его ноги сделали серию бризе. Это была отличная пародия, а выражение блаженства на загорелом грубоватом лице Вилли лишь подчеркивало комический эффект.
Модести зааплодировала, а когда музыка изменилась, сделала серьезную мину и, словно на пуантах, устремилась вперед, раскинув по сторонам руки и наклонив вперед голову на длинной грациозной шее.
— Ну держись, — сказал Вилли и устремился за ней, продемонстрировав серию неплохих кабриолей. Модести изобразила испуг, зажмурилась в притворном ужасе, сделала пируэт и, повернувшись к Вилли лицом, стала пятиться назад. Вилли же медленно наступал, всем своим видом изображая великий гнев. Их руки и тела проделывали все классические движения, но с тем легким преувеличением, что и составляет соль высокой комедии.
Вилли закрутил Модести, обхватил за талию сзади и поднял в воздух. Модести приняла ту позу с расставленными и согнутыми в коленях ногами, которую Таррант, старый балетоман, всегда полагал весьма двусмысленной. Вилли медленно опустил ее, она коснулась коленями пола, но сделала вид, что не может подняться, и на ее лице снова появилось выражение паники. Вилли отскочил назад, выполнил фуэте, потом вернулся к Модести, взял ее за уши указательным и большим пальцами, изящно отставив в сторону мизинцы, потом легким движением поставил ее на ноги. После чего они снова закружились в серии прыжков, пируэтов, поддержек, весело пародируя основные элементы классического балета.
Тарранту вдруг стало совсем стыдно. Как-никак он самым нахальным образом подглядывал, шпионил и стал свидетелем игры, не предназначавшейся для постороннего взора. Они разыгрывали эту замечательную комедию исключительно друг для друга. Но упоительный азарт и веселый задор исполнителей, богатство и озорство фантазии исторгли из груди Тарранта вздох удовольствия и заставили забыть о чувстве неловкости. Все это было так прекрасно, что он запретил себе портить наслаждение соображениями этикета и морали. Он стоял в темном углу и, уже не стесняясь, любовался спектаклем.
Закончилась очередная часть балета. Вилли как раз подхватил Модести, и поскольку они оказались в непосредственной близости от перекладины, он сказал: «Гоп!» и метнул ее к снаряду. Модести ухватилась за перекладину, сделала перехват, потом описала полукруг и приземлилась лицом к Вилли. Тот рассмеялся и сказал:
— Кавалерственная дама Марго явно не подозревает об этом куске.
— Ты должен поставить этот эпизод, Вилли, — сказала Модести, приглаживая волосы. Лицо ее все еще светилось весельем.
— Не хочу вызывать зависть Рудольфа[2], — отозвался Вилли, прошел туда, где оставил маски и сказал: — Ну, поработаем с этими палками?
Таррант тихо сделал шаг назад, потом опять появился в проеме, нарочито громко хлопнув дверью. Снова оказавшись в зале, он сказал:
— Доброе утро.
— Доброе утро, сэр Джеральд, — сказала Модести и двинулась к гостю, а Вилли последовал за ней. — Вы прибыли несколько раньше, чем мы предполагали. И это отлично. Хотите кофе? Или чего-нибудь съесть?
— Ничего не хочу, спасибо, — сказал сэр Джеральд и поцеловал руку Модести.
— Добро пожаловать, сэр Джеральд, — сказал Вилли, помогая гостю снять пальто. — Быстро вы добрались, ничего не скажешь.
— Самолет не опоздал, и я поехал прямо из Хитроу, — сказал Таррант. — Фрейзер послал мне записку, где было сказано, что вы хотите срочно видеть меня.
Модести и Вилли переглянулись, потом она сказала:
— Фрейзер — выдумщик, и вы это отлично знаете. Мы действительно очень хотели вас увидеть, но мы думали, вы сперва заедете к себе в офис, а потом уж, когда вам будет удобно, появитесь у нас.
Таррант пожал плечами и сказал:
— Я всегда давал Фрейзеру возможность проявить инициативу, и он, видать, сам установил степень срочности. Ну, в чем ваша проблема?
— Проблема? Фрейзер упомянул о наших проблемах?
Таррант нахмурился.
— Из текста записки я сделал такой вывод. Я подумал, что вам требуется моя помощь…
Модести улыбнулась:
— Присаживайтесь, сэр Джеральд. А ты, Вилли, доставь те штучки.
Таррант сел и, положив руки на колени, стал поочередно смотреть на Модести и Вилли. Они улыбались, и он с абсурдно трогательным удивлением осознал, что они улыбаются прежде всего потому, что рады видеть его. Он провел пальцем по усам. Они получили немало шрамов, отстаивая его интересы. Как удивительно, что после всего этого они еще сохранили хорошее к нему отношение. Он произнес чуть резко:
— Ну так в чем дело?
— Минуточку, — сказала Модести и двинулась к мастерской Вилли. Она скрылась за дверью, а Вилли сказал:
— Вообще-то мы хотели устроить все чин чином. С пирогом и свечками. Но мы не ожидали вас раньше ленча, поэтому уж не взыщите…
— Пирог, свечи? О чем вы, Вилли?
— Я про наш подарок к вашему дню рождения. Принцесса все думала, что бы такое преподнести. Две недели только и говорила об этом.
— Мой день рождения? Сегодня? — Таррант уставился в потолок. — Все верно… Но, право, в мои годы как-то уже неудобно отмечать дни рождения…
Из мастерской появилась Модести с коричневым конвертом в руке, заклеенным клейкой лентой.
— Как ни странно, — сказала она, — лично я понятия не имею, когда у меня день рождения, поэтому и отмечаю его три раза в году. — Она положила конверт на колени Тарранту и сказала: — К сожалению, не в праздничной упаковке, но что поделаешь? — Она обняла Вилли за талию и добавила: — От нас с Вилли с любовью.
Таррант пощупал пакет. Книга? Редкий экземпляр? Нет, что-то очень гибкое для книги. Без переплета. Он сказал:
— Когда я был гораздо моложе, то всегда старался угадать, что под подарочной упаковкой…
— На этот раз я бы не рискнул гадать, — ухмыльнулся Вилли. — Принцесса долго выбирала подарок, и это кое-что специально для вас. Одно могу сказать: там все настоящее.
Таррант извлек из кармана перочинный ножичек и просунул лезвие под клапан конверта. Про себя он мрачно подумал, что это, конечно, очень мило с их стороны, но, скорее, подарок следует рассматривать как прощальный. Конечно, когда покатится его голова, правительство выдаст ему конверт с энной суммой в фунтах, но все же этот подарок был ему гораздо милее.
Когда он освободил содержимое конверта, то увидел пачку листков — бумага была плохого качества, линованная и исписанная круглым почерком фиолетовыми чернилами. Но как только он прочитал первые же слова, пульс его участился. Он первый раз видел эти документы, но отлично знал, что они собой представляют. Фрейзер подробно описал их ему после визита к Брунелю.
Таррант в задумчивости уставился на листки в руке. Он с удовольствием отметил, что его пальцы не дрожали, и поднял голову.
— Тут все настоящее, — сказал Вилли. — Это оригиналы.
— Боже правый! — медленно произнес Таррант. — Во сколько же это вам обошлось?
Вилли рассмеялся, а Модести сказала:
— Очень бестактный вопрос, когда вам делают подарок. Но мы их не покупали. Мы их украли.
