— Ну и как мы поживаем сегодня утром? Счастливы?
— Ты прекрасно знаешь, как у меня дела, — ответила Бидж Провидцу.
— Конечно. Я спросил просто из светской любезности. — Он показал своей окаменевшей рукой на летучих мышей, Мысль и Память. — Искусство вести беседу здесь у нас умирает.
— Как у тебя дела, Харрал? — Бидж всегда казалось, что называть Провидца по имени не подобает, но он настаивал на этом.
Он пожал плечами — насколько это было возможно для человека с древесными корнями вместо ног и каменной рукой.
— Примерно как всегда. Бесконечное знание. Ты же знаешь.
— Нет, не знаю. — Бидж раскрыла рюкзак. — Я кое-что принесла тебе…
— Сначала задай вопрос, ради которого ты пришла, — перебил он ее нетерпеливо.
Бидж тоже испытывала нетерпение.
— Хорошо. Я действительно пришла к тебе с вопросами. — Она была очень возбуждена; такого она не чувствовала давно — еще с тех пор, когда на школьной вечеринке вопрошала вертящийся стол — одна из ее подруг увлекалась спиритизмом — о мальчике, в которого была влюблена. — Я хочу узнать о своем будущем.
Провидец устало кивнул:
— Ах, какой сюрприз. Подробности в новостях каждые полчаса. Тебя интересует твое будущее или будущее вообще?
— В первую очередь мое личное будущее. Харрал протянул к ней свою каменную руку:
— Тебе следовало бы интересоваться большим. Будущее мира изменит твое будущее. Ты узнала о Моргане, о безжизненной земле и умирающем короле. Ты поняла, что такое жертва?
Бидж чувствовала себя, как на уроке в воскресной школе.
— Жертва — это когда отдаешь часть себя, чтобы достичь чего-то. Похоже на твою сделку с Шестью Царствами в обмен на абсолютное знание.
Харрал заключил договор с Шестью Царствами — землей, воздухом, огнем, водой, животным и растительным миром: за знание всего того, что было известно им, он отдал часть себя; его ноги стали корнями, левая рука окаменела, вечный ветер раздувал его тлеющие волосы, застилая дымом вечно слезящиеся глаза. Напоминание о Клятве каждому Царству было постоянным и мучительным.
— Я знал, что ты так скажешь, — бросил Харрал раздраженно.
— Конечно, знал.
— Да, но это неверно. Я заключил сделку, потому что желал знаний. Я был как Фауст, или Ученик Чародея, или вроде этой твоей приятельницы Фионы — готов был рискнуть ради знания. Жертва — это дар, а не сделка. Жертва — это боль навсегда, потеря, возможно, кого-то дорогого.
— Должна ли я знать о том, что такое жертва?
— Весь Перекресток должен это знать. Если у него может быть хоть какое-то будущее, оно зависит от огромной жертвы, которая недешево обойдется.
— Ох. — Бидж не знала, что на это ответить. — Пожалуй, прежде чем задать вопрос, мне следует подумать. Можно, я пока займусь тобой?
— Безусловно. Продумай все так глубоко, как только осмелишься.
Бидж встала на камень и обвязала голову Провидца сложенной в несколько раз марлей, чтобы тлеющие волосы не обжигали его лоб; при этом она сняла обуглившиеся остатки прежней повязки.
— Эта должна служить дольше.
— Так говорили римляне грекам.
Бидж наложила мазь на воспаленные веки Провидца и наклеила кусочки пластыря в углах глаз: теперь слезы могли стекать, не попадая на щеки. Последнее, что она сделала — Бидж очень гордилась своей изобретательностью, — это вылила к корням Провидца из бутылочки комплексное удобрение.
— Минералов здесь у тебя хватает, а почвы почти нет. — Бидж принесла воды и полила землю вокруг корней. — Ну вот, на ближайший месяц все.
— Спасибо тебе. — На какой-то момент Провидец показался просто человеком в беде, благодарным за помощь. — Хотел бы я чем-то тебе отплатить; так ведь полагается отвечать на доброту.
Потом он испортил впечатление, замахав руками и произнеся нараспев:
— «Ради твоей великой добродетели, о дева, я отвечу на три твои вопроса». Так ведь тоже полагается — давать деве три ответа, а не один. Помнишь, ты как-то сказала, что Перекресток напоминает тебе волшебную сказку?
Бидж уже привыкла к тому, что Харралу известно все, что бы она ни говорила и ни делала.
— Я имела в виду чудовищ и то, что происходит во время путешествий.
— А я-то думал, ты хотела сказать, что путешествия способствуют росту личности, а сказки требуют, чтобы герой отправлялся в дорогу. Иногда для роста требуется мужество. Иногда достаточно не думать только о себе. — Харрал бросил на Бидж странный взгляд.
Когда она ничего не ответила, он вздохнул:
— Ладно, спрашивай о том, что у тебя на душе. Бидж откашлялась и заговорила медленно, тщательно выбирая слова:
— Ты знаешь, что вне Перекрестка я смертельно больна. Может ли это измениться?
— Да.
— Если я буду по-прежнему больна, когда покину Перекресток, смогу ли я изменить это своими действиями?
— Да.
Бидж неожиданно поняла, в какую западню попала, сказав это, и пожалела, что не попросила грифона написать для нее вопросы: грифон был большой знаток грамматики и смысловых тонкостей, и именно сейчас любая ошибка могла оказаться опасной. Все же она задала свой последний вопрос:
— И если я буду по-прежнему больна, когда покину Перекресток, будет ли у меня шанс осуществить это изменение?
Провидец закрыл глаза:
— И на этот раз ответ — да. Мысль и Память закрыли мордочки крыльями и запищали:
— Да. Да. Да. Харрал вздохнул:
— Это все, что я могу тебе сказать. Бидж, внезапно почувствовав себя очень неуверенно, пробормотала:
— Спасибо.
— О, не благодари меня. — Харрал снова улыбался своей горькой улыбкой, циничной и отстраненной. — Это твое путешествие — я только даю тебе туманные указания. Постарайся запомнить, что я сказал тебе сегодня. — Он молча смотрел, как Бидж уложила инструменты в рюкзак и пошла к выходу; единственным звуком был издевательский смех Мысли и Памяти.
Бидж вернулась в свой коттедж, с грустной уверенностью размышляя о том, что наверняка в словах Провидца было что-то важное, но она не может это что-то уловить. Она поцелуем разбудила Стефана, вместе с ним приготовила завтрак, потом до полудня они занимались любовью.
Во второй половине следующего дня у Стефана были занятия в университете, и он должен был вернуться в Виргинию.
— Мне так жаль, Бидж. — Тем не менее он упаковал рюкзак сразу, как проснулся: фавн стремился к знаниям, а учиться в настоящем университете с компьютерами и профессорами и всем прочим казалось ему просто волшебным чудом.
Бидж поцеловала его:
— Конечно, милый. — Она хорошо его понимала: для нее Перекресток был таким же волшебным чудом.
Дафни пришла в восторг, обнаружив в постели еще и Стефана, а Хорват ревниво наблюдал за Бидж; к тому же изгнание с самого теплого местечка в ноги не улучшило его настроения. На рассвете он требовательно тявкнул, потом стянул на пол одеяло и помочился на него. Бидж была уверена, что сделал он это нарочно.
Бидж застелила постель, накормила Дафни и Хорвата, потом взяла простыню и вышла из коттеджа,
