– Боюсь, будут проблемы. Я не знаю, где она. На меня будто свалилась тонна кирпича.
– О боже, только не это! – простонал я. Сол пожал плечами.
– Прошло много лет… – Он задумчиво повертел в руке сигарету. – Надо поговорить с Ленни. Думаю, он в Чикаго. – И лукаво прищелкнул языком. – За ним должок.
– Машина у него? – с надеждой спросил я.
– Нет, но он может знать, где она. – Сол закурил и надолго задумался, потом взглянул на меня. – Должен тебя кое о чем предупредить.
– Да?
– Какие новости сначала: плохие или те, что получше?
– А совсем хороших нет?
Сол вздохнул и почесал затылок.
– Во-первых, после машины твое время начнет выкидывать разные фокусы. Не знаю, как и объяснить. Понимаешь, привычная реальность, в которой так удобно жить… мне ее, кстати, очень не хватает. – Он печально улыбнулся. – В ней все построено на причинах и следствиях.
– Говори, не тяни.
– Короче, ты как бы выпадаешь из общей колеи. Иногда память о прошлом кажется куда реальнее, чем то, что у тебя прямо перед глазами. Иногда я знаю заранее, что должно произойти. Например, через десять секунд ты скажешь: «Будь я проклят». Если ты выходишь из реки времени, то никогда уже не сможешь полностью в нее вернуться. То есть я хочу сказать… Иногда бывает, что… – Он снова замялся.
– Что? – нетерпеливо спросил я.
– Вот что! – крикнул он с крыльца нашего дома, метрах в пятидесяти впереди.
У меня под ногами осталась валяться его недокуренная сигарета.
– Будь я проклят! – воскликнул я и прикусил язык. Одно дело – верить в предсказания, и совсем другое – испытывать их на собственной шкуре. Теперь мне стало понятно, почему Сол предпочитал сидеть дома и так странно вел себя на улице. Почему избегал водить машину. И вот в чем, оказывается, секрет его фокуса с яйцом!
Сол ждал меня, сидя на верхней ступеньке крыльца.
– Ты можешь этим управлять? – спросил я.
– Вопрос предполагает причинно-следственную связь. Трудно сказать. – Он закурил новую сигарету. – По крайней мере, пока я дома, скачки ограничены в пространстве…
– Святая Дева… И куда ты попал в этот раз?
– Трудно сказать. Никогда не знаешь, в какое время попадешь. Долго меня не было?
– Меньше секунды.
– Повезло. Впрочем, какая разница, – усмехнулся Сол. – За секунду я мог прожить десять лет.
– А откуда ты знал, что это произойдет?
– Просто иногда приходит в голову. Я вспомнил об этом скачке через три года… э-э… в будущем. Не знаешь, как и сказать правильно.
Я зажмурился и тряхнул головой.
– С ума сойти можно.
– Запросто, – мрачно кивнул Сол.
– Значит, ты предвидишь будущее?
– Нет, я живу в нем. Помню настоящее. Предвижу прошлое.
– Господи Иисусе! – Я закрыл лицо руками.
– Не переживай, док, – криво улыбнулся он. – Через годик-другой привыкнешь.
– Привыкну? – фыркнул я. – А если мне захочется жениться, завести детей?
– Не очень хорошая идея, – покачал он головой. – Увидишь, как они погибнут, и не сможешь предотвратить.
– Ты хочешь сказать, что будущее изменить нельзя?
– Нет, пока оно не стало прошлым.
– Почему? А как же тогда холоки и вся их затея с Лориным ребенком?
– Это их прошлое. Прошлое изменить можно. Смотри! – Он показал на проржавевший остов машины без колес, стоящий на обочине. – Видишь? Вот как обычно представляют время. Все думают, что оно как дерево.
Я вытаращил глаза. Дерево? Потом до меня дошло. Рядом с развалиной на углу улицы рос чахлый вяз с иссохшими голыми ветками, готовыми вот-вот обломиться, – один из немногих оставшихся после эпидемии, поразившей деревья в Детройте в конце шестидесятых. С тех пор тенистых улиц в городе почти не осталось.
– Понимаешь? – продолжат Сол. – Ствол – это настоящее, а ветки – будущее. Они отходят от ствола в разные стороны. Так? – Я кивнул. – На самом деле все наоборот. Дерево, только перевернутое. Прошлых бесконечное количество, а будущее только одно – как ствол.
– А я могу отправиться назад и не дать Освальду убить Кеннеди?
– Наверное, но тогда избрать президентом могут не его, а Никсона.
– Что? – Я захлопал глазами.
– Рябь на воде, – объяснил Сол. – Ты меняешь что-то во времени, и волна изменений идет в обе стороны. Вперед и назад, в прошлое и в будущее. То же самое, что с камнем, брошенным в пруд. Разветвления вариантов бесконечны. Эффект бабочки, понимаешь?
Я тупо смотрел на него.
– Ты в школе учил математику? – Сол покачал головой. – Ладно, забудь. Вот главное, что ты должен знать: люди ни черта не знают о времени. Оно не константа наподобие скорости света, а что-то вроде жидкости. Река с изгибами, течениями, водоворотами… – Он осекся, увидев выражение моего лица.
– Голова болит, – признался я.
– Попробовал бы ты жить с этим каждую минуту, -. вздохнул Сол. – Ты не поверишь, сколько всякой ерунды приходится держать в голове. Хочешь знать, почему я ничего не делаю? Да у меня просто руки не доходят!
– Я не понимаю смысл…
– А почему он вообще должен… – Сол вдруг хлопнул себя по лбу. – Черт побери! Сядь и держись за что-нибудь.
– Я и так сижу.
Он посмотрел на меня как-то странно, будто не видел.
– Черт!
– Что такое? – Я вскочил на ноги и стал озираться. – Да что случилось?
– Я забыл сказать плохую новость.
– Так говори!
– Ты можешь вообще не проснуться.
Я пошатнулся и упал с крыльца. Сол подал мне руку, помогая подняться.
– Не стоило предупреждать, – вздохнул он. – Все равно никогда не помогает.
24
Поездка к Ленни в Чикаго вымотала мне все нервы. Сидел за рулем, разумеется, я сам: рисковать, что водитель дематериализуется на скорости шестьдесят пять миль в час, мы не могли. Однако внезапное исчезновение собеседника посреди разговора – тоже вещь малоприятная. Только мы выехали из Детройта, как – хлоп! – моего пассажира не стало. Заикаясь, я все-таки закончил фразу – а вдруг он меня еще слышит… Через двадцать минут Сол обнаружился мирно спящим на заднем сиденье.
– Где это мы? – пробормотал он, приподнявшись.
– А ты где был? – спросил я.
Он попробовал вспомнить, но снова уснул. Через некоторое время впереди показалась знакомая фигура: Сол голосовал, стоя на обочине шоссе. На заднем сиденье было пусто.
– Привет, я Сол Лоуи, – представился он, залезая в машину.
– Джон Доннелли, – ответил я и пожал протянутую руку.
– Ваше лицо мне знакомо. Который сейчас год? – Услышав ответ, Сол в сердцах сплюнул. – Черт! На
