– Дот, – сказал Клиндер. – Чего вы надеетесь добиться этой резнёй?
– Я знаю, и ты тоже скоро узнаешь. Мы позаботимся об этом.
– Убейте здесь всех, и через час мы будем опять на своих местах.
– Ну и что?
– Вы там на ногах-то ещё держитесь? Что, у студентов-Корректоров так принято отмечать выпуск? Или это какая-нибудь долбаная семейная вечеринка?
– Можешь назвать это хирургической операцией.
– Сэр! Я не знаю, как она перехватила канал! У них, похоже, кто-то есть среди нас.
– Выключи, – сказал Клиндер.
– Ты можешь убегать, но спрятаться тебе не удастся, – успела сказать Дот, прежде чем связь прервалась.
Сильный взрыв. Отдалённые крики. Дэниел:
– Это где-то близко.
– Доктор? Они на восьмом. Они приближаются. Но как только я их засёк, они разнесли камеру. Они знают, где расположены камеры!
– Восьмой? Это же практически сейф!
– Без замков? – спросил Дэниел. Клиндер только закатил глаза. Голос сказал:
– Сэр? Это Джейкоб. Я бы не хотел, чтобы это ещё раз повторилось.
Клиндер вздохнул.
– Ты знал цену, когда подписывался, Джейкоб. Ты дал присягу.
Человек на интеркоме плакал.
– Я боюсь. Это так больно!
– Успокойся, сынок. Может быть, до этого не дойдёт.
– Я иду к Шону, – сказал Дэниел.
Он побежал, заворачивая за угол белой стены. Двери кафетерия, раскрытые настежь. Запах макарон и сыра. Стерео содрогается от хип-хопа. Нержавеющая сталь раздаточного стола перед кухонным окошком. Пластиковые подносы в стопках. Ящик со столовыми приборами. Столы и стулья. Белые стены. И – о облегчение! – спокойно сидящий в белом углу – Шон. Раскладывает карты. Солитёр. Приблизившись, Дэниел почувствовал поток холодного воздуха, идущий от потолка. Шон сидел прямо под вентиляционным отверстием; сквозняк трепал светлые завитки волос на его макушке. Дэниел поёжился и почувствовал – избитая фраза – как у него стынет кровь.
– Привет, дружище.
– Привет.
Он должен был слышать взрывы. Почему он никуда не спрятался?
– Здесь Корректоры.
Клиндер, совсем выдохшийся, возник в дверях.
– Двенадцатый – самый надёжный. Нам лучше спуститься.
Дэниел сказал:
– Думаю, нам стоит поискать какое-нибудь укрытие.
– Зачем? – спросил мальчик с невозмутимым спокойствием.
– Шон, не создавай трудностей. Там стреляют.
– И что?
– Нам лучше…
– И что?
Дэниел мягко положил руку мальчику на затылок:
– Дружище, да что с тобой такое?
– Пойдём скорее, – сказал Клиндер.
– Твои глаза ещё болят? Поосторожнее там на лестнице.
Шон начал ловко тасовать колоду, не глядя, профессионально.
– Это не имеет значения, – сказал он, свирепо глядя на Клиндера. – Они все врут. Они зовут меня Птенцом, но они не хотят дружить со мной.
Дэниел спросил:
– Ты слышишь их?
– У нас нет на это времени, – сказал Клиндер.
– Что они говорят? – спросил Дэниел.
– Это неважно, – сказал Шон. – Посмотри, какой фокус, – он разложил колоду у себя на ладони и одним движением веером разбросал её по столу. Он улыбнулся. – Полный расклад – пятьдесят две.
Дэниел присел на корточки, чтобы заглянуть мальчику в лицо.
– Ты говорил о своей маме, да?
Рот мальчика вытянулся в прямую линию. Он рассматривал разбросанные карты.
– Мне кажется, что я напоминал ей о чем-то, от чего она становилась печальной. Я думаю, что она меня не очень-то любила.
– Шон! Что за ерунда! – он тронул его за плечо. – Твоя мама любила тебя. Очень сильно. Она обожала тебя.
Шон посмотрел на Дэниела. В его взгляде было потрясающее одиночество – выражение, которое любой родитель страшится увидеть на лице своего ребёнка, ибо оно означает, что его лишили чего-то дорогого и невозместимого. Дэниел уже видел его раньше. Такое же выражение было на лице Майка после Буффало. Шон сказал:
– Я уже не маленький ребёнок.
Рёв сирен резко оборвался. Внезапная тишина после столь продолжительного шума вмешалась в мысли Дэниела как раз в тот момент, когда он был готов понять что-то. Он пытался провести параллель между своим сыном и своим братом. Здесь было что-то, о чем не говорилось. Что-то общее было между ними. Что-то, что касалось специализации Клиндера: дети и гипноз.
На этаже над ними раздалась стрельба, словно кто-то колотил по стене трубой; это окончательно спутало его мысли.
Клиндер закричал:
– Идём со мной!
– Ох, заткнись ты, – сказал Шон.
Дэниел смотрел, как Клиндер вытаскивает из кармана курносый пистолет тридцать восьмого калибра, и не уловил яростного взгляда, который Шон бросил на доктора.
Дэниел потерял свою мысль, так и не успев додумать её.
– Пистолеты разрешены? – спросил он в полном замешательстве. – Почему пистолеты разрешены?
– Для них это просто инструменты, – Клиндер нетерпеливо вздохнул. – Смотри. Если они отнимут пушки и патроны, им придётся также отнять все тяжёлые предметы. Лопаты. Доски. Большие палки. Понимаешь?
– Нет, – признался Дэниел.
– Оружие можно сделать из чего угодно. Послушай, Дэниел. Мы должны идти. Я слышал, они говорили, что их целью является мальчик.
Дэниел подумал: единственный мальчик здесь Шон.
Он стащил Шона со стула и повёл его к выходу.
Они спускались вслед за Клиндером по узкой потайной лестнице на двенадцатый уровень, когда услышали свист пуль, отскакивающих от цементных стен и стальных перил.
– Быстрее! – сказал Клиндер.
Бросок через выкрашенный жёлтым теплоцентр, затем петляющий коридор с грязным губчатым ковром, который привёл их к чулану. Клиндер набрал код и открыл дверь. Потом тихо закрыл её за ними.
Комнатка была маленькой и пахла аммиаком. Она напомнила Дэниелу грязную дворницкую в их старой школе. Светло-зеленые стены. Старый настенный календарь, застрявший на июне 1990 года. Кофеварка
