Трудно, если не невозможно описать воздействие, которое эти два вопроса оказали на Майка. Поистине колибри уже не шокировали его. Он понемногу привык к их необычности; он даже добился удовлетворительного соглашения с их телепатией, приспособившись к тому, что их мысли звенели внутри него, словно он слушал песни и одновременно пропевал их в собственном мозгу. К тому, как впечатления и образы проникали в его дознание, словно бы осмотическим[75] путём: факты, которые выглядели странно знакомыми, но источника которых он не мог проследить. Но к последнему он не 6ыл подготовлен. Птицы спросили:
–
Простые вопросы. Детские вопросы. Вопросы, которые задавал в своей жизни каждый, в той или иной форме. И Майк почувствовал боль, осознав, что они были в точности такими же, как он. Застрявшими в мире, не имея ответов. Они овладели энтропией, собрали безграничные запасы знания, пересекли эоны времени и океаны пространства, пронеслись сквозь галактики и переплыли широкие коридоры пустоты. Он видел стаю внутренним взором – сияющее трубообразное облако вспыхивающих огоньков, изгибающееся и свивающееся в кольца в темноте, как прядь магической верёвки – питающуюся светом, преобразующую его и выпускающую через свои сияющие хвосты; они искали всю жизнь – чего? Чего? У них не было ключа.
–
– Я знаю, – сказал он, прикрывая глаза одной рукой и отметая их извинения другой. – Я действительно хотел бы помочь вам, детки, но – ах, черт… – он коротко, угрюмо рассмеялся. – По правде сказать, вы спрашиваете не того парня. Я обычно все улаживаю по ходу дела.
–
И тут Майк понял, что колибри были детьми. Они были маленькими по какому-то признаку, который он и не надеялся уловить. Он знал это. Он представил себе, что они все сидят вместе около уютного костра. Окружённые ночью, полной звёзд. Ожидающие, чтобы он рассказал им сказку на ночь. Он не делал этого много лет.
– Послушайте меня, – сказал Майк. – Пожалуйста.
И он рассказал им историю, которую ему нелегко было рассказать.
И Майк рассказал свою историю таким же образом, каким они поблагодарили его, когда он закончил: без слов. И все птицы улетели, кроме одной. И он снова был там, откуда начал. Взрослый человек, у которого не было ответов, сидел на дереве, с листвой которого играл ветер, и глядел, как белые облака медленно скользят в совершённой голубизне августовского дня. Хранительницы нигде не было видно. Должно быть, она ушла в дом.
Майк кинул последний взгляд. Этот мир, который они создали, был совершённым. Именно поэтому он был так ужасен. Он должен был им это показать.
Она была целиком визуальной – его история. В конце концов, это была его профессия – делать фильмы. И он использовал своё видение, чтобы показать им кусочек прошлого, который преследовал его всю жизнь. Который он никогда не забывал. Без слов. Только картинки.
Вот что он им показал.
Денни и он в постели.
Жаркая летняя ночь.
Они лежат на потных простынях.
Обнажённые. Рядом.
И ласкают члены друг друга.
Удовольствие. Возбуждение. Детская игра. Любопытство. Запахи. Тёплый и твёрдый. И звуки. Потом – чувство стыда. Они никогда не говорили об этом. Не могли. Много лет спустя Денни спросил его, помнит ли он то лето, когда они нашли в ручье рыбу и держали её в бочке. Сосунка. Это был их код. Конечно, сказав он. Он помнил.
Но он знал, о чем Денни не спросил. Про ту ночь, когда два мальчика исследовали тела друг друга. «Почему это не сработало?» Удовольствие. Но без удовлетворения. Попытка стать ближе к своему лучшему другу. Игра во взрослые игры, которых они не понимали. Сухая имитация любви. Неспособная в итоге построить мост через разделявшую их пропасть. Потому что любопытства недостаточно. И потребности недостаточно. Потому что они были детьми. Потому что они были искренними. А это означало, что они не могут любить таким образом. Они искали чего-то, чего не могли дать друг другу. Это было невозможно.
Джулия, подумал он.
Это имя прозвучало необычно бесстрастно. Словно оно принадлежало кому-то другому. Что-то, что имело значение очень давно. Было ли это исцеление? – подумал он. – Примирение?
Её слова. Запечатлённые, и сложенные, и спрятанные в его бумажнике на долгие годы. Её имя. Ему больше не было больно произносить его в своих мыслях. Не правда ли, в этом было что-то сверхъестественное?
– Вы видите? – спросил он птиц, после того как показал им свой детский секрет. – Мы не ваши, чтобы вы могли спасать нас. Мы не принадлежим этому месту. Мы не можем принадлежать вам, а вы не можете принадлежать нам. Мы не созданы друг для друга. Вот почему это неправильно.
Пожалуйста, подумал он. Пожалуйста, отпустите нас.
Отпустите нас домой.
Зелёная птица прилетела к нему на ладонь и легла на спинку, слегка щекоча крыльями кожу. Маленький глаз внимательно посмотрел на него, затем закрылся.
Майк осторожно сжал кулак вокруг почти невесомого тельца.
И он вспомнил.
МАЙКЛ?
Внезапно стало темно.
Очень темно.
А дорога была мокрой.
Даже с дворниками, работающими с удвоенной скоростью, он едва мог видеть сквозь ветровое стекло. Это было все равно что вести машину сквозь водопад. Дэниел сгорбился над рулём, пытаясь получше разглядеть дорогу впереди. Он смеялся над словами Шона, сидевшего на заднем сиденье: его любимая строчка из «
Дэниел взглянул на Джулию и увидел, что она любуется им, его лёгким смехом. Это доставило ему удовольствие. Её новая светлая чёлка была все ещё мокрой, и это делало её моложе. Он вспомнил, как она сказала всего лишь две недели назад: «Я никогда не встречала такого хорошего человека, как ты». Он почувствовал гордость и замешательство.
Они со свистом пронеслись мимо лавки «Обеды/живая приманка», залитой дождём. Он успел только различить красные вишенки на верхушках насосов. Он бросил взгляд в зеркальце и увидел Шона, хихикающего над своей шуткой, и подумал: вот моя жизнь, там, на заднем сиденье. Это – лучшее, что когда-либо случалось со мной. Этот прекрасный мальчик, который любит птиц и «Cheerios», посыпанные тёртым шоколадом, и ненавидит домашнюю работу. Дэниел почувствовал ту яростную радость, которая иногда охватывала его: радость, смешанную со страхом, который знают только родители. Он знал, что в мире существуют чудовища – иногда их невозможно увидеть, распознать – но им придётся пройти через него, чтобы добраться до этого ребёнка. Он был готов на все, чтобы избавить его от несчастий. Чтобы дать ему семью, которой у него самого никогда не было.
Даже если он был не его сыном.
Он почувствовал, как рука Джулии тихо накрыла его руку и, как всегда, испытал некоторый шок. Поняв, что она восхищается им, уважает его. Даже несмотря на то, что он знал, что она не может желать его так, как он желал её. Он вспоминал невыполнимые обещания, которые они давали друг другу, обещания, какие даёт любая молодая пара. Большие слова, такие как
