Снова тренькнул мобильник – на этот раз звонил Хьюго Гаррисон. Сдавая работу, я записал композицию три раза подряд: Хьюго слушает музыку несколько раз, так что я избавлял его от нужды перематывать кассету.
– Привет, Майкл, это Хьюго. Я прослушал твои композиции.
– Композиции? – переспросил я, слегка смущенный множественным числом.
– Ну да, мне нравится начало первой, энергия второй, а вот самая лучшая концовка – у последнего варианта.
Что я мог сказать? Они совершенно одинаковые, дубина стоеросовая?
– Ну что ж… очень интересно, – заикаясь произнес я.
– Ты не мог сделать еще одну версию, объединив все лучшее, что есть в каждой из трех?
– Ну, я мог бы попытаться. Одну минуту, я только запишу, – сказал я, случайные свидетели, наверное, удивились, почему этот парень ничего не записывает, хотя собирался. – Начало первой, энергия второй и концовка третьей. Хорошо, сделаю все, что смогу, но на это может потребоваться день-другой.
– Годится. Пока, Майкл, мне надо бежать.
Я мысленно пометил себе, что надо не забыть послать ему кассету с еще одной копией все той же записи, от которой, как я по опыту знал, Хьюго придет в полный восторг.
Время шло, и люди все подтягивались на барбекю, в том числе – Кейт с Моникой. Кейт принесла с собой акустическую гитару. Любовно пристроив ее на подстилке, она стала разносить бесчисленные тарелки с бутербродами. Рядом со мной лежал парень, который представился Дирком. Я сразу ощутил к нему иррациональную неприязнь – лишь на том основании, что окурок он держал большим пальцем и мизинцем, точно воображал себя Джеймсом Дином или Марлоном Брандо. Я понимал, что существуют и более серьезные преступления против человечества, но на тот момент манера держать бычок большим пальцем и мизинцем показалась мне худшим из грехов. Как бы то ни было, вскоре мое мнение о парне подтвердилось.
Дирк запихнул бутерброд в рот и, даже не поблагодарив Кейт, схватил ее гитару и принялся бренчать. Его наглость явно не понравилась Кейт, но она смолчала. Дирк слегка подстроил гитару и презрительно скривился.
– Сколько ты за нее заплатила?
– Всего пятьдесят фунтов, – с гордостью ответила Кейт.
– Пятьдесят монет? Да я за нее разве что двадцатку отвалю.
Время от времени приходится сталкиваться с такими неприятными типами. Наверное, они посещают вечерние курсы «Как быть грубым».
– Вообще-то я не собираюсь ее продавать, – сказала Кейт. Слишком вежливо сказала.
– Ну и зря. Теперь цена упала до пятнадцати. Ты упустила свой шанс. – И Дирк запихнул сигарету под струны рядом с колками. – Пятьдесят монет! За такое дерьмо, – бормотал он про себя, продолжая бренчать.
Кейт недоуменно посмотрела на меня, и мне захотелось вырвать у этого малого гитару и разбить ее об его тупую башку. Но я не стал так делать, потому что не люблю прибегать к насилию. Кроме того, моя выходка наверняка испортила бы пикник, и, помимо всего прочего, гитара разлетелась бы на кусочки, потому что парень прав: гитара – полное дерьмо.
Я попытался не замечать Дирка, но вскоре он оказался в центре внимания – несколько девушек затеяли пение под его весьма вольную интерпретацию «Чудесной стены». Девушки скорее напоминали детей фон Трапп, чем Лайама Галлахера[29], но и позер Дирк был им под стать – он отчаянно фальшивил. Больше я не мог сдерживаться.
– Вообще-то мне кажется, что здесь больше подходит ми-минорный септаккорд, – осторожно подсказал я.
Тут Дирк соизволил посмотреть на меня. Он еще раз картинно затянулся сигаретой и поморщился, прикрыв один глаз, словно его благородный табак смешали с крепчайшей ямайской дрянью.
– Не думаю, приятель, – ответил он.
– Да, там Em7, G, Dsus4, A7sus4.
Дирк дотумкал, что я понимаю, о чем говорю, но не отступать же перед лицом восхищенных женщин. В стаде появился новый олень-самец, который претендует на его место. Дирк сделал паузу и заиграл другую песню – наверняка разучивал ее много лет.
– Только не это, – простонала одна из девушек. – Только не эта чертова «Лестница в небо»[30]. Куда делся «Оазис»?
– Я могу попробовать, если желаете, – галантно предложил я и получил восторженное согласие.
Парню ничего не оставалось, как протянуть мне гитару, и теперь целая толпа собралась посмотреть, получится ли у меня лучше.
– Кейт, ты не против, если я сыграю на твоей гитаре?
Она кивнула, публика застыла в напряженном ожидании, пока я с нарочитой неспешностью подстраивал гитару. Пауза. И вот я сыграл начальные аккорды «Чудесной стены», сильно и уверенно дергая нейлоновые струны, чтобы извлечь звук получше. От лица Дирка отлила кровь, когда я без перерыва перешел к «Пассажиру», «Рок-н-ролльному самоубийству», а вдогонку сыграл приличный кусок из «Второго концерта для гитары» Родриго. К тому времени, когда я закончил, отовсюду неслись приветственные возгласы, аплодисменты и крики «бис!», а девушки, судя по их виду, явно жаждали узнать, не соглашусь ли я стать отцом их детей.
– Совсем неплохая гитара, Кейт, – солгал я, вручая ей инструмент.
