Замощина не ругалась. Масик получил две награды, и Ритка пребывала в благостном настроении. Ее огорчало только то, что не удалось купить вожделенный «Бурмиль». Всю дорогу до Ложкина она зудела:
– Искала, искала эту тетку, но она словно в воду канула. А все ты!
Я молчала, да и что тут скажешь? Правда, когда Ритуська завела ту же самую песню в десятый раз, не утерпела и спросила:
– Где бы ты, интересно мне, взяла такую прорву денег?
– Для здоровья Масика, – взвилась Ритка, – мне ничего не жаль, поняла?
На мой взгляд, кот выглядел патологически здоровым, но Ритулька продолжала убиваться из-за отсутствия «Бурмиля». Она мне так надоела, что я сказала:
– Ладно, если тебе некуда девать деньги, попытаюсь достать эти ампулы.
Замощина заткнулась. Когда мы въехали во двор, она спросила:
– Надеюсь, Аркадий починил мою машину?
Я возмутилась до глубины души:
– С какой стати он будет копаться в моторе чужой машины?
– Он же любую тачку оживить может!
– Да, но Кеша работает.
– Мог бы и дома остаться на один денек, – парировала Ритка. – Мне теперь придется у тебя ночевать.
– Без проблем. Устроим тебя с Масиком в комнате для гостей.
– Завтра отвезешь меня на выставку.
– Опять? Тебе не надо на работу?
– У Масика шесть показов подряд, я взяла неделю отгулов.
Да уж, повезло мне. Надо и впрямь вызвать завтра мастера, а то Замощина поселится у нас навсегда и заставит меня каждое утро кланяться Масику.
НИИ тонких исследований стоял в большом парке. Я прошла от ворот по довольно узкой аллейке и наткнулась на серое четырехэтажное здание, на двери которого висела вывеска – «Роддом № 242 имени Олеко Дундича». Глупее и не придумать. Насколько помню из школьного курса истории, этот молодой хорват был бойцом 1-й Конной армии и погиб в начале двадцатых годов в бою. Но, может быть, он очень любил женщин, и поэтому его именем назвали роддом? Впрочем, я сама появилась на свет в заведении имени Надежды Крупской. Вот уж загадка так загадка. При чем тут бедная Надежда Константиновна, у которой никогда не было собственных детей?
Что-то меня занесло не туда. Где же НИИ тонких исследований? Пришлось зайти в роддом и обратиться в справочную.
– Обойдите здание с торца, – пояснила приветливая, похожая на печеное яблочко старушка. – Мы с ними всю жизнь соседи, в одном доме помещаемся.
Я глубоко вздохнула и села на скамейку. Надо собраться с мыслями, чтобы не навалять глупостей.
На соседней лавочке сидела обнявшись молодая пара.
– Ну не плачь, Юленька, – тихо бормотал мужчина, – не надо, успокойся.
– Тебе хорошо говорить, – всхлипывала Юля, – ребенок-то мой.
– И мой тоже, – возмутился муж.
– Но я его шесть месяцев носила, а теперь убить?!
– Так ведь краснухой ты заболела. Слышала, что доктор говорил? Стопроцентно идиот может получиться, бревно без разума, под себя ходить станет и мычать. Плод погиб, это точно.
– Нет, – горько рыдала Юля, – все равно любить буду. Он внутри меня живет, толкается, поворачивается, и убить? Он жив!
– У нас еще дети будут, – пытался вразумить муж жену. – А этот умер.
– Но его же убьют! – нелогично возразила Юля, рыдая. – Ой, не могу, господи, за что? Почему именно со мной такое?
В глубине холла открылась небольшая дверка и выглянул мужчина в зеленой хирургической шапочке.
– Ну готова? Пошли.
– Ой, – в голос завопила женщина, – не пойду, нет, и точка.
Врач подошел к паре и ласково сказал:
– Не дури. Ты перенесла краснуху, плод погиб.
– Но он шевелится.
– Тебе кажется, это перистальтика.
– Но…
