такая живность.

— В такое время не много их работает..

— Пойдешь по тем, что работают. Знаю, сейчас парятся на работе только идиоты, но мы как раз такие идиоты и есть. А ты, Рамирес, отправляйся в собачий приют!

— А что мне там делать, шеф?

— Проверишь, нет ли в приюте животных, о пропаже которых заявлено. О'кей?

— Пропавшие… там… Прямо в точку, шеф! Вмиг обернусь.

Они удалились, шаркая ногами. Как бы их не хватил удар за два года до пенсии!

Жан-Жан тем временем размышлял, сможет ли он наверстать упущенное с Мелани, если его жена отправится с девочками на Корсику.

Коротышка рассматривал собачью голову. Под ухом была татуировка. Умно, однако! Он запихал голову в пластиковый мешок, завязал его и выбросил в помойный бак.

Если бы не я, ее бы разрезали живьем. В некотором смысле я оказал ей услугу. Чистая смерть. Иначе — вивисекция… Благодаря этому мерзавцу Мартену у лабораторий всегда есть свежее мясо для опытов. Хорошо, я сообразил сохранить ключи, когда эти идиоты меня выперли. Действительно, отлично сработал. Стоит ли убивать какую-нибудь развалину, чтобы всего лишь украсть собачонку. Гоп-ля! — никто ничего не видел, никто ничего не слышал.

Как ни крути, каждый умирает по-своему. Иначе все бы были запрограммированы работать какое-то время, а потом — баста! Сдох как батарейка. В конце концов, от чего-то ведь надо умирать. И что — умереть от руки убийцы хуже, чем от рака печени? Смерть от рака — благороднее?

Это как с девчонкой: может быть, она бы расшиблась лет через пять на скутере. И потом, какая разница этому гребаному миру — девчонкой больше, девчонкой меньше? Они каждый день тысячами мрут, и всем плевать, а на меня всех собак готовы повесить, потому что я отсекаю какие-то единицы от этого говенного общества. Какой-нибудь мудак из НАТО кидает бомбы на беженцев — сто трупов зараз! Он говорит: «Извините!» — и дело кладется на полку, а я? Пожизненно! Приговорен возиться с цыплятами из инкубатора!

Продолжая разглагольствовать, он разложил обнаженное тело Жюльет на столе. Не хватало одной ноги, левой. Из застывшей плоти торчала обрубленная кость. Он утер рот тыльной стороной ладони — тик, появившийся у него в детстве. Склонился над негнущимся, ледяным телом. Приятно чувствовать этот холод… смертельный. Он уже пытался войти в некоторые тела, которые оставлял на холоде, но они были слишком жесткими, замерзшими, застывшими. Когда он попробовал пристроиться на кассирше, под ним хрустнула бедренная кость. Он скрючился над Жюльет, дернулся раз-другой, как собака, не сводя глаз с перерезанной шеи девчонки, лицо свела судорога. И расслабился, вздрогнув.

Что ты делаешь? Что ты сейчас делаешь? Голос прозвучал у него в голове — голос, который они внедрили туда и которому удавалось иногда одолеть преграду. Жалкая имитация его собственного голоса, от которой его тошнит. Он сморгнул: искра сознания погасла.

Он встал, насвистывая, взял банку пива. На голом животе девочки таял лед. Он отломил кусочек, бросил в стакан и выпил.

Марсель не мог прийти в себя от счастья! Надья ему улыбнулась. Она ему улыбнулась! Он было ринулся за мальчишкой, который свистнул мопед прямо у него под носом, и тут же поскользнулся на собачьем дерьме. Упал, фуражка покатилась по земле.

Надья остановилась, подобрала фуражку и, улыбаясь, протянула ему. Подростки, засевшие в Макдоналдсе, заходились от хохота, а она просто улыбнулась.

— Большое спасибо, — сказал Марсель, надевая фуражку.

— Всегда к вашим услугам, — ответила Надья насмешливо, с легким иностранным акцентом.

Потом она удалилась, не оборачиваясь. Паоло, который только что припарковался на месте, зарезервированном для такси, похлопал его по плечу.

— Ты бы поосторожнее, так недолго ногу сломать!

Жан-Ми, обслуживавший клиентов на террасе кафе, подавал ему знаки своим белым полотенцем, которое держал у лица как чадру, и делал вид, что исполняет танец живота.

— О чем ты все время думаешь? Как ты меня достал, Марсель!

Мадлен убирала со стола, вяло бранясь. Марсель ничего не слышал. Уехать, бросить все, отправиться в кругосветное путешествие, и чтобы никого рядом, только Надья…

— Вынеси-ка мусор! Хоть какой-нибудь прок от тебя будет!

Тони Костелло еле передвигал ноги по раскаленному тротуару. О машине и думать нечего: весь город — сплошная пробка. Он ходил от ветеринара к ветеринару: в руках голубой блокнот, золоченая ручка в накладном кармашке белой рубашки и никакого внимания собственному отражению, посылаемому ему витринами. Как переложить музыкальные строки Малларме «Рассейтесь, туманы! Пусть в небесах печальный пепел ваш растает в дымных лоскутах… » на язык Гомера?

Рамирес потел и обмахивался своим блокнотом, украшенным изображениями болидов «Формулы-1». Единственным преимуществом этого расследования было то, что он мог разглядывать иностранок, девиц в шортах и мини-юбках или и того лучше: в этом году, когда в моду вошли обтягивающие ткани, девицы отказались от трусиков.

Он поскреб волосатую грудь и вздохнул, представляя себе, как приглашает какую-нибудь Ингрид или Гленду отведать пиццы. Естественно, в этих мечтах он не был ни мужем, ни отцом. Вдовцом, может быть. С холостяцкой квартирой. И Гленда или Ингрид раздеваются, с улыбкой глядя на себя в большое зеркало.

Его толкнули мальчишки на роликах, разбив мечтания. Кукольное лицо мадам Рамирес в ореоле торчащих во все стороны бигуди заняло место девичьих прелестей. Она лежала на больничной кровати в халате с розовыми цветочками и с упреком посматривала на него. «Только не ты, Раймон!» Он вздрогнул.

В голове у него в этот момент копошились одни непристойности.

В приюте ему вручили список собак, зарегистрированных за два месяца. На все про все две чихуахуа.

— Учитывая, что их все время таскают на руках, теряются они редко, — поспешил заметить служащий по имени Мартен. Люк Мартен.

— И где сейчас эти твари? — начал расспрашивать Рамирес, стараясь не смотреть на старого спаниеля, в глазах у которого стояли слезы, а нос прилип к сетке.

— Капут! — прозвучало в ответ. — Отправлены в собачий рай ввиду превышения срока разрешенного содержания в приюте.

— Что за дрянным делом вы тут занимаетесь, — проговорил Рамирес, представляя себе искрящуюся миниатюрную газовую камеру, где, бесспорно, должен был оказаться этот спаниель.

— Это наша обязанность, мы тут не в бирюльки играем! — ответил Мартен, производивший впечатление своего в доску парня.

Ни высокий, ни худенький, ни толстый, ни тонкий, волосы гладкие, подбородок квадратный, джинсы и футболка Nice Jazz Festival 97 .

— Вы любите джаз? — спросил Рамирес из чистой любезности.

— Что? А, футболка… Это подружка мне ввинтила, — сказал Мартен с фатоватой улыбкой. — Нет, я предпочитаю стиль nuskool . Карл Крейг, Терранова… в таком роде.

Понимающе кивнув головой, однако не вполне понимая, был ли стиль пиskool одной из тех новых эротических практик, которые средства массовой информации пытались навязать как религиозные, Рамирес записал номера татуировок обеих собачонок и удалился.

На улице, кстати, стало получше!

Хотела бы его жена завести собаку? Нет, наверняка нет: она не любила все, что линяло. Даже Рамиреса, когда тот причесывался и волосинки падали на пол — тут ее было не заткнуть.

Коротышка решил выследить эту девицу, мавританку, которая так нравилась Марселю. Несчастный Марсель — пришло время и ему понять, что жизнь не долина роз. Но пока что коротышка делал

Вы читаете Кутюрье смерти
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату