Мрак над Джексонвиллем

живота. Лицо женщины было совсем рядом – прямо перед собой он увидел клочья мяса, бледные кости и кишащих в землистого цвета ранах червей. И почувствовал на лице мерзкое, отдающее тухлым яйцом дыхание.

– Делай, что она говорит, а там видно будет! – взмолился Лори и наклонился, чтобы лезть в шкаф.

Джем поколебался, потом последовал его примеру. Женщина закрыла за ними дверь на ключ.

В шкафу было темно. Сверху, на полках, рядами стояли банки консервов, крупа, варенье – нехитрые радости мирной жизни.

– Второй раз за сегодняшний день в шкаф попадаем; как бы это у нас в привычку потом не вошло, представляешь: «Простите, но мне пора в шкаф… » – пытаясь улыбнуться, прошептал Лори. Джем крепко обнял его за плечи, и Лори почувствовал, как по его коричневым щекам покатились две большие слезинки. К тому же хотелось писать и зверски болела щека.

Было слышно, как женщина по ту сторону двери хлопочет, приговаривая:

– Уж кто точно будет доволен, так это Френк. Френк обожает негров; хорошо поджаренный негр куда вкуснее белого – это как зайчатина по сравнению с крольчатиной – не так пресно. И чуть-чуть корицы… Ну- ка, ну-ка, куда же я подевала рецепт?

14

Дак стремительно шел вперед, рассекая толпу, не обращая внимания на возмущенные возгласы тех, кого он толкнул. Внезапно перед ним возник толстый тип, наряженный шерифом, перекрыв дорогу своим огромным пузом любителя пива. Дак вздохнул, оглядев эти бродячие сто тридцать кило, маленькие голубые глазки и огненнорыжие усы, украшавшие красную физиономию Германа Моргенштейна.

– Эй, парень, ты меня толкнул, – заплетающимся языком объявил Герман, потрясая банкой пива.

– Простите, мистер Моргенштейн, дело в том, что я очень тороплюсь… – спокойно пояснил Дак.

– Полегче, парень, полегче, не стоит так торопиться, это вредно для здоровья!

Дак скинул сумку с плеча, неторопливым движением расстегнул «молнию», выхватил оттуда ружье и наставил его на круглый живот Германа.

– Будьте любезны, мистер Моргенштейн, дайте мне пройти.

В толпе раздались изумленные восклицания, испуганные крики. Какая-то женщина бросилась бежать, подгоняя перед собой малышей. Остальные просто остолбенели. Смертельно испуганный Герман поднял руки, банка упала на землю и разбилась. Пиво забрызгало замерших вокруг зевак.

– Сдаюсь!

Дулом ружья Дак отодвинул его в сторону, прошел мимо, положил ружье в сумку, закрыл «молнию» и двинулся дальше под приглушенный ропот толпы, который, впрочем, быстро угас; Герман с опозданием принялся рвать и метать, но уже в одиночестве:

– Нет, вы видели, видели? Я всегда говорил, что этот парень – чокнутый; нет, вы видели – он угрожал, и кому – мне! Где этот засранец шериф, я этого так не оставлю.

А в каких-нибудь пяти метрах от него никто ничего и не видел: торговец вафлями расхваливал свой товар, ребятишки покупали разноцветные шары.

Дак всматривался в толпу, встревоженно пробегал взглядом по праздничному шествию. Ожившие трупы. Мальчики говорили об оживших трупах. Краем глаза он заметил усевшегося на бортик фонтана скелетоподобного мужчину – лицо его было скрыто черным шарфом. И хотя он был от него на расстоянии метров двадцати пяти, Дак заметил, как блестят у мужчины глаза. Две черные дырки словно испускали пурпурный фосфоресцирующий свет. Дак настороженно замер. Человек в черном с невинным видом оглянулся на него. Его глаза уже полностью утратили свой блеск – теперь они стали похожи на пару темных колодцев. Дак двинулся дальше. Этот – точно один из них. Еще он заметил ребенка – цвет лица у него был желтоватым, костюм испачкан, кожа сплошь в царапинах и ссадинах – затесавшись в толпу детей, он с какой-то странной улыбкой аплодировал марширующим. Живой покойник. Само собой. Ребенок, словно у него сработало шестое чувство, быстро обернулся – но плечи при этом остались совершенно неподвижны – и толстыми красными губами послал ему воздушный поцелуй. Спустя секунду он уже исчез в толпе. Дак почувствовал, что его окружает какой-то мерзкий запах – почти сразу же он развеялся, смешавшись с ароматом вафель и гамбургеров. Это его нисколько не удивило. Когда его, еще ребенком, били, изо ртов у тех, кто над ним издевался, пахло всегда на редкость отвратительно – словно выходило наружу то дерьмо, что таилось обычно внутри. Дак еще тогда пришел к заключению, что плохие люди, должно быть, постоянно страдают запорами и что дерьмо сначала ударяет им в голову, а потом выходит через рот. А теперь эта идея находила свое подтверждение.

Марвин и Саманта напряженно, настороженно шли сквозь толпу.

После того как Джем ушел, Сэм опять безуспешно пыталась связаться с Болдуином. Телефон в полицейском участке, похоже, окончательно вышел из строя. Марвин пробовал позвонить из кофейни: линия не работала. Попытался выйти на связь из телефонной кабины на площади: то же самое. Следовало признать очевидное: по неизвестным причинам телефонная связь в Джексонвилле больше не работала.

Пока Уилкокс отправлял Бига Т. Бюргера к Аннабелле Уилкис узнать, что там происходит, Сэм включила пыльный телекс, но связь работала плохо. Все попытки отправить информацию по факсу оказались безуспешными: текст неизменно превращался в какую-то абракадабру без конца и без начала, похожую на черные пятна с лапками. Очевидно, все виды связи с внешним миром почему-то оказались нарушены. Уилкокс попытался было пустить в ход свой радиотелефон, чтобы связаться с капитаном Строберри или кем угодно другим. Без толку. Можно было подумать, что на город обрушилась какаято электромагнитная гроза, превратив его в нечто вроде герметически непроницаемого пузырька. Гроза. Или проклятие.

В конце концов они молча посмотрели друг на друга. Сэм вытерла выступивший на лбу пот. Уилкокс лишь хрустнул суставами пальцев. Хейс, бросив взгляд на часы на стене, сунул в карман новую обойму.

– Капитан Строберри уже двадцать минут как должен быть здесь.

Уилкокс выпрямился в кресле:

– Ну и что? Может быть, что-то у него не заладилось, в этакий момент удивляться тут нечему…