Если бы папа заглянул в гараж, то увидел бы, что в куче старого тряпья не хватает клетчатых брюк, которые он надевал, когда возился с машиной. Конечно же, их выбросила мама, потому что они были изъедены молью. Никто не будет раздувать из этого целую историю…
У меня такое впечатление, что Джини втихаря носит в кармане передника что-то тяжелое. Но что? Или она вообразила себя Джеймсом Бондом? И это пистолет? Базука? Нет, только не Джини, шлюха моя любимая, которую я приберегаю напоследок… Как-то на днях по телевизору показывали, как режут поросенка, вспарывая ему живот, — да, это было нечто!
Я заметил, дорогой дневник, что от первоначального замысла (подробно описывать тебе нашу семью и свои деяния — чудовищные, как сказал бы прокурор, деяния) я отклонился из-за этого гадкого шпиона, который играет с огнем…
Ты и в самом деле дураком меня считаешь?
Итак, как я и обещал, я сейчас опять буду рассказывать тебе о нас.
Младенец Беари плачет и мешает мне сосредоточиться. Это нагоняет тоску; не нравятся мне младенцы, не нравится мне этот младенец.
Марк по-прежнему носит дорогие и очень элегантные галстуки, он по-своему кокетлив. Кларк обожает замызганную одежду и кроссовки. Старк тоже любит кроссовки, яркие свитера и шерстяные или хлопчатобумажные вязаные шапочки. А Джек предпочитает классические трикотажные фуфайки, добрые старые бесформенные тенниски и замшевые туфли. Мои братишки. Размышляя о нас, братишки, я вдруг совсем расчувствовался.
Плевать я хотел на Супермена и прочих супергероев с их дурацкими историями, я сам — супергерой и действую не где-то там в космосе, а здесь, на земле; и жертвы у меня настоящие — настоящие шлюхи, они опаснее и грязнее всех, вместе взятых, распоясавшихся пришельцев. Мы с братьями — настоящие асы. Папа зовет нас, бегу; чао, дорогой дневник, чао, паршивая шлюха!
Дневник Джини
Отменный вечер. Доктор Милиус — высокий пожилой красавец, очень достойный, не слишком способный развеселить компанию, но в конечном счете… Его жена — толстая сверкающая блондинка, довольная собой, довольная тем, что окружена такими крепкими красивыми парнями и все такое прочее, с целой тонной бриллиантов меж грудей (красивые, между прочим, камушки и груди тоже, судя по вылезшим из орбит глазам нашего доктора), «а в остальном, прекрасная маркиза…» вечер, значит, сказала бы я, «дорогой мой дневник», получился чудесный.
Во-первых, приготовленная мной рыба имела большой успех. Во-вторых, я как следует пригляделась к окружающим: Кларк выпил огромное количество воды, и я подумала о той ужасной жажде из дневника; Старк попросил вторую порцию картофеля фри — любитель картофеля еще не выпал у меня из памяти. Я скромно и тихо прислуживала — этакая мышка-служаночка, — а они обжирались: ням-ням, хрум-хрум. «Скажите, доктор, а какого вы мнения о греческом полихроматическом искусстве?» И — один-единственный глоточек бургундского. «Знаете, дорогой коллега, я думаю, что его значение несколько преувеличивают». Трижды отправляет в рот картошку — м-м-м… «Давайте лучше поговорим о наскальной живописи юго- западных районов Абиссинии третьего тысячелетия до Рождества Христова — вот это действительно интересно». Пронзительный голос круглой дуры блондинки, которая любой ценой хочет участвовать в разговоре: «А как ваши коренные зубы?» — «О, дорогая, помаленьку… Она хочет поставить коронки, но я против: у нее еще очень хорошие зубы; этот пирог просто великоле-е-е-епен, настоящий домашний пирог. С ума сойти можно!»
Ну-ка, ну-ка: наш доктор опять скользнул похотливым взглядом по чужой жене? Старушка выглядит сегодня менее старой: накрашена, приодета, в конечном счете из нее могла бы получиться совсем неплохая дама — изысканная, я бы даже сказала «утонченная». Все четыре монстра — при костюмах, выглядят очень элегантно… и подумать только: один из них до сих пор мочится в постель!
Вообще-то, все они вели себя весьма непринужденно. Непохоже, чтобы кто-нибудь из них что-то скрывал. В какой-то момент блондинка завела речь об «этом ужасном убийстве Карен», но доктор сказал, что предпочел бы не затрагивать данную тему за столом, в присутствии детей. (Каких детей?)
Нужно бы мне сделать так, чтобы я могла перечитывать все записи с самого начала… делать фотокопии? И потом, вести дневник, вообще-то, совсем нелегко, потому что нужно рассказать целую кучу вещей: и то, что происходит в действительности, и то, что проносится в голове. А коль скоро думаю я быстрее, чем пишу, некоторые мысли так и пропадают на полпути.
Новая книжка оказалась слишком сложной, ничего я в ней не понимаю; надоело читать книжки, дожидаясь, когда меня убьют. Скорей бы уж все это стронулось с места.
Дневник убийцы
Ночь. Сижу в своей комнате и пишу. Ручка скрипит по бумаге — нежной, белой, чуть жирной, как молоко, бумаге; все спят. А я не сплю — я на страже.
Прислушиваюсь к их дыханию.
5. ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
Дневник убийцы
Сегодня вечером мама пошла с папой в его спальню — представляю, чем они, должно быть, сейчас занимаются. Трогают друг друга, целуют. И наверное… нет, и думать об этом не хочу; у меня повлажнели ладони, я вытираю их о пижамные брюки, совсем рядом с моим… Не нужно мне его трогать — потом помочиться захочется.
Они и не подозревают, что я узнал ее — ту блондинку из театра. Ну уж это слишком — приводить ее сюда. Теперь я уверен, что они с папой, должно быть… Если бы мама только знала.
Смотрю, как падает снег, — на улице очень красиво. На этой неделе мы пойдем за елкой. Нужно, чтобы к приезду Шэрон все было в полном порядке.
Хочется пройтись по коридору, послушать у дверей, везде порыться. Я очень люблю бродить по ночам, дом как будто становится совсем другим: царство бумаг — в папином кабинете, королевство ножей — в кухне, королевство закрытых дверей, храпа, скрипучих лестниц, трескучего паркета.
Это похоже на жилище вампиров, а я здесь — распорядитель, великий церемониймейстер черных месс; я здесь правлю бал. Ветер бьется в окно — смотрю, как он бьется, и улыбаюсь ему.
Решено — пойду пройдусь. Никогда не знаешь, что может случиться. Иногда — незапертая по неосторожности дверь. Иногда — ребенок вышел ночью погулять и никогда больше не вернулся или глупая кошка решила вдруг потереться о твои ноги. На случай, если придется выйти на улицу, я беру пуловер. Надеваю носки — не могу сказать, какого цвета: они у нас у всех разные, очень красивые, нам их мама связала.
Небольшой обход. Я неслышен. Внимателен. Только не попадайтесь на моем пути — кто бы вы ни были, — ведь я не сплю, я бодрствую, я жду — именно вас.
Пять утра. Приготовил сюрприз для шпиона. Благодаря тому, что нашел в кабинете в шкафу. Сейчас быстро лягу в постель, совсем замерз. Ее дверь была заперта. Не повезло. Бритву я убрал на место.
Дневник Джини
Дрожу как осиновый лист и пишу как кура лапой. Похоже, никогда еще в жизни так не дрейфила. Если кто-нибудь найдет эту тетрадь, пусть не удивляется, что строчки пляшут вкривь и вкось, тут уж я и вправду напугалась. Да так, что не могу сразу писать об этом, сначала расскажу о прошедшей ночи.
Нынче ночью, как в тот раз, я почуяла, что под дверью кто-то есть, и разом проснулась. Дверная ручка как раз тихо поворачивалась. Я сказала: «Берегись, у меня револьвер». Шепотом сказала, но отчетливо. А голос — голос из-за двери — ответил: «Я все равно убью тебя». Я бросилась на дверь, сама не знаю почему, — безумие какое-то; открыла. Но там никого не было, только запах в коридоре. Странный какой-то. Запах мочи.
Это было ночью.
Утром поднимаюсь наверх — после завтрака, когда они все уехали. По крайней мере я думала, что все. Беру манто за подол, роюсь в подкладке, вынимаю пачку листков — уже довольно толстая пачка. Сижу на корточках рядом с гардеробом, прислушиваюсь к малейшему шороху, но поскольку Старушка все время напевает, мне легко определить, где она.
Читаю — и вдруг слышу дыхание. Чье-то дыхание. У себя за спиной. Тяжелое. Частое. Замираю на
