порядка.
— Хэй будет все отрицать, а он — богатый купец, и у него есть влиятельные друзья. Нам нужны доказательства его измены, и мы без них не уйдем. Пока у нас нет ничего, кроме того, что вы якобы слышали на собрании.
Чалонер не стал добавлять, что слово известного пристрастием к вину моряка не перевесит слова важного купца.
Йорк, похоже, готов был спорить и дальше, но рот ему заткнул шум шагов из прихожей. Чалонер безнадежно поморщился, когда капитан мгновенно юркнул в альков. Этот трюк был совершенно излишним, ведь им и полагалось направляться на встречу. Он собирался приказать Йорку вылезать, когда появился Стратт. Эконом выглядел еще более взволнованным и перепуганным, чем Йорк, и Чалонер вновь усомнился, так ли охотно он участвует в подготовке мятежа, как полагает Хэй.
— Вот вы где, Гарсфилд, — дрожащим голосом заговорил Стратт. — Я провожу вас к месту встречи — вы ведь здесь в первый раз. Проходите вперед, я за вами.
Чалонер сразу понял, что дело нечисто. Он шагнул вперед, но тут же резко развернулся. Застигнутый врасплох Стратт отскочил назад, и кинжал, изготовленный им для удара, со звоном упал на пол. Стратт попятился, не подозревая, что приближается к месту, где укрывался Йорк. Эконом уже набрал в грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но Йорк действовал с поразительным проворством. Вместо крика Стратт испустил странный задыхающийся звук и упал на колени. Кинжал капитана торчал у него в спине.
— Это было ни к чему, — сердито прошептал Чалонер. — И что мы теперь будем делать? Если до начала собрания кто-нибудь наткнется на тело, им не придется гадать, кто убийца.
Йорк разозлился:
— Он собирался вас зарезать! И вообще я не жалею, что избавил мир от этакого гада. Браун и вся команда немало намучились из-за его вороватости, и он еще обвинил Брауна в клевете, когда тот поймал его за руку. Настоящая гадюка!
Чалонер открыл дверь, ведущую в ближайший тайный ход, и затащил в него тело эконома, в надежде, что Хэй и его сообщники не воспользуются этим коридором — хотя бы до тех пор, пока рапорт Чалонера не дойдет до начальника разведки Уильямсона. Вместе с Йорком, продолжавшим выкладывать свои обиды, он быстро спустился в прихожую. И тут, заметив тень перед буфетной, резко остановился, знаком приказав Йорку молчать.
— Гарсфилд не придет на собрание, — негромко говорил Хэй Парру. — Стратт о нем позаботится и присоединится к нам, когда дело будет сделано.
Пастор забеспокоился:
— Надо было поручить это мне. Стратт слаб и не слышит голоса Бога, звучащего в нем и говорящего, что делать.
— Гарсфилд не ждет ножа в спину, — сухо проговорил Хэй. — Тут даже Стратт справится — независимо от того, одобряет или не одобряет этого дела Бог.
Парр скривился при этих словах, но благоразумно воздержался от спора.
— Сегодня он сказал мне, что Твилла убили вы. Это правда?
— Нет! — воскликнул пораженный Хэй. — Я сплавил одного-двух купцов, угрожавших нам разоблачением, но на том мое участие в темных делах и заканчивается. Кроме того, я никогда не воспользовался бы камнем. От камня много грязи, а такие парики стоят дорого.
— Ну, кто-то да управился с Твиллом, — заметил Парр. — И это был не я. В нашей среде есть предатель.
— Не Йорк ли это? — предположил Хэй. — Гарсфилда привел он, а — я уже говорил — мои источники в Адмиралтействе заверяют, что капитана по имени Гарсфилд на флоте нет.
— Мне кажется, что у Йорка не хватило бы духа выступить против нас, — задумчиво проговорил пастор. — Это должен быть кто-то другой — кто-то, использовавший Йорка, чтобы ввести к нам Гарсфилда. Ну, это не пройдет, потому что со мной Бог, и Он увидит, как мерзавец трепыхается на кончике моего кинжала, раньше, чем кончится эта ночь.
— Хорошо, — свирепо процедил Хэй. — Значит, мы договорились? Скажем нашим помощникам, что один из них изменяет нашему делу? Им это не понравится.
— У нас нет выбора. Это единственный способ избавиться от мерзавца.
Чалонер вместе с упирающимся Йорком присоединился к процессии закутанных в плащи людей, молча тянувшихся к западному крылу здания и вниз по ступеням в погреб. Некоторые из заговорщиков несли факелы, и Чалонеру подумалось, что фигуры под капюшонами в просторных длинных хламидах жутковато напоминают монахов обители, разоренной более века назад. Те сходились на молитву — нынешние гости Бермондси собирались, чтобы злоумышлять против власти Его Величества.
— Дурень вы, — бормотал Йорк в ухо Чалонеру, поддерживавшему его на опасных ступенях. — Вы что, не слышали, что сказал Хэй? Ему уже приходилось убивать, и он открыто в том признается. Меня он считает безобидным, но вы обречены, если он или пастор вас здесь увидят.
Чалонер не отвечал ему из опасения, что разговор подслушают. Он выбрал место у задней стены склепа. Йорк держался рядом с ним, за спиной рассаживающихся на скамьях людей. Капюшоны скрывали их лица, и, рассевшись, они еще помолчали. Могильный холод охватил собравшихся, и не одного Йорка била дрожь.
Когда все вошли, Хэй закрыл дверь. Чалонер с беспокойством увидел, как он задвигает засов. Купец не хотел рисковать, что кто-то, нежданный и незванный, вторгнется на собрание или сбежит. Среди всех присутствующих он единственный не потрудился закрыть лицо капюшоном.
— Джентльмены, — начал он, встав перед сообщниками у стены, в которой был устроен тайник для писем. — Вам известно, зачем мы здесь, так что не стану тратить время на преамбулы. Кто-нибудь желает о чем-то доложить?
— Собираются вводить новый налог на шерсть, — выкрикнул человек из переднего ряда. Когда он поднял голову. Чалонер увидел длинный нос. — И, поговаривают, его распространят и на сукно — якобы для уплаты жалованья флотским.
— Флот этих денег и не увидит, — фыркнул пастор Парр. — Все уйдет порочному правительству. Господь покарает их за грехи — а мы, его верные слуги, немного ему поможем.
— Полагаю, нас можно рассматривать как орудие правосудия, — задумчиво протянул длинноносый. — Изобретая средства против этих незаконных налогов, мы спасаем распутных министров от них самих.
— В воскресенье повесили Джона Уайта, — сказал человек, сидевший прямо перед Чалонером. Заговорив, он склонился вперед, и Чалонер заметил пальцы, испещренные пятнышками ожогов. Он уже видел такие ожоги на руках ювелиров. — Насмерть задушен налогами — в буквальном смысле.
— Правительство высасывает последнюю кровь из наших жил, — скорбно согласился Хэй. — Это очень дурно.
— Что поистине дурно — это любовь нашего правительства ко греху, — вмешался пастор Парр громогласным голосом, каким привык обращаться к пастве на проповедях, и воздел руку, от чего капюшон упал с его головы, открыв лицо. Никто, как видно, не удивился, и Чалонер решил, что это повторяется не в первый раз. — Бог на нашей стороне, и мы правы, выступая против режима зла. Да здравствует республика!
Ему ответили рукоплесканиями, впрочем гораздо более жидкими, чем ожидал Чалонер.
— Республика тоже облагала нас налогами, — заметил Хэй, — но куда меньше, чем люди короля. Да здравствуют свобода торговли и правительство, которое не наживается на трудах честных торговцев!
Этот призыв был поддержан с гораздо большим энтузиазмом.
— И пусть у нас всегда будет возможность переводить деньги со счета на счет, — подхватил длинноносый. — Этим способом мы уже избавили от липких лап правительства целое состояние.
Собрание разразилось свистом, топаньем ног и одобрительными выкриками. До Чалонера понемногу начало доходить, что заговорщики не стремились свергнуть короля и восстановить республику — их главной целью было избавление от новых налогов. Он готов был рассмеяться вслух, но веселье покинуло его, когда он сообразил, что жадность — мощное побуждение. Какой бы смешной ни была цель заговора, это не
